Дай мне руку, тьма   ::   Лихэйн Деннис

Колокол на соборе Святого Петра пробил один раз, когда Девин встретил меня у машины, и мы потащились вверх по горе. Звук колокола был каким-то потерянным и уныло звучал в эту холодную ночь в этой забытой богом местности. Земля начинала твердеть, и пучки сухой травы скрипели у нас под ногами.

На вершине горы при свете уличных фонарей я различил несколько фигур, поэтому повернулся к Девину.

– Ты что, привел сюда все отделение, Дев?

Он взглянул на меня и спрятал голову глубоко в пиджак.

– А ты предпочел бы созвать пресс-конференцию? Для радио и телевидения, да? Созвать толпу репортеров, зевак и новичков-легавых, которые вытоптали бы все улики. – Он взглянул вниз на ряды трехэтажных домов. – Подумаешь, великое дело – самоубийство в захудалом районе, никто за него ни черта не даст, поэтому здесь никого и нет.

– Никто ничего не даст, Девин, а значит, никто не собирается ничего тебе рассказывать.

– Разумеется, но это уже другой вопрос.

Первым, кого я узнал, был напарник Девина, полицейский Оскар Ли. В жизни не встречал такого громадного человека. Рядом с ним Демис Руссос выглядел дистрофиком, а Майкл Джордан – лилипутом, и даже Бубба по сравнению с ним казался слабым и тщедушным. На его черной голове, величиной с воздушный шар, красовалась кожаная кепка, а курил он сигару, которая пахла как залитый нефтью берег моря. Когда мы приблизились, он повернулся к нам.

– Какого черта здесь делает Кензи, Девин?

Оскар. Вот уж, действительно, друг в беде.

– Визитка. Помнишь? – спросил Девин.

– Так ты можешь опознать ее, Кензи?

– Если увижу, Оскар. Возможно.

Оскар пожал плечами.

– Наверное, раньше она выглядела лучше.

Он отошел в сторону, чтобы я мог лучше разглядеть тело при свете уличных фонарей.

Она была обнажена, если не считать легких голубых сатиновых трусиков. Ее тело распухло от холода, пыток и чего-то еще. Ее челка была убрана со лба назад, рот и глаза открыты. Ее губы посинели от холода, она, казалось, смотрела на что-то за моей спиной. Ее худые руки и ноги были широко расставлены, и темная кровь стекала прямо в слякоть. Она вытекала из глубины ее горла, из подушечек ее вывернутых ладоней, а также из подошв ее ног. Маленькие, плоские кружочки металла отражали тусклый свет из каждой ладони и из каждой лодыжки.

Это была Кара Райдер.

Она была распята.

* * *



– Трехцентовые гвозди, – говорил позднее Девин, когда мы сидели в "Изумруде". – Отличная зацепка. Всего две трети домов в городе имеют их в своем хозяйстве. Именно их предпочитают плотники.

– Плотники, – задумчиво сказал Оскар.

– Именно, – заметил Девин. – Преступник – плотник. И плевать он хотел на все эти христовы дела. Он сам за себя. Решил отомстить за рабочего человека своей профессии.

– Ты записываешь? – спросил меня Оскар.

Мы пришли в бар в надежде найти там Мики Дуга, последнего человека, с которым я видел Кару, но его с обеденной поры никто не видел. Девин раздобыл у Джерри Глинна, хозяина бара, его адрес и послал туда несколько полицейских, но мать Мики не видела его со вчерашнего дня.

– Несколько человек из этой компании были сегодня здесь утром, – сказал Джерри. – Кара, Мики, Джон Буччиерри, Мишель Рурк, одним словом, те, что тусуются уже несколько лет подряд.

– Они ушли вместе?

Джерри кивнул.

– Я как раз входил, когда они выходили. Порядком навеселе, а было-то всего около часу дня. Она хорошая девочка, эта Кара.

– Была, – сказал Оскар. – Была хорошей девочкой.

Время близилось к двум часам ночи, и мы были пьяны.

Собака Джерри, Пэттон, мощная немецкая овчарка, шерсть которой переливалась от черного до темно-янтарного цвета, лежала на стойке бара недалеко от нас и наблюдала за нами с таким видом, будто никак не могла решить для себя – брать ей наши ключи от машины или нет.