Собрание сочинений (Том 3)   ::   Лиханов Альберт

---------------------------------------------

Лиханов Альберт

Собрание сочинений (Том 3)



Альберт Анатольевич ЛИХАНОВ

СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ В ЧЕТЫРЕХ ТОМАХ

Том третий

В третий том вошли повести "Паводок", "Голгофа", "Благие намерения", "Высшая мера", рассказы "Каждый год, в сентябре...", "Смерть учителя", "Осенняя ярмарка".

________________________________________________________________

СОДЕРЖАНИЕ:

ПАВОДОК. Повесть

ГОЛГОФА. Повесть

БЛАГИЕ НАМЕРЕНИЯ. Повесть

ВЫСШАЯ МЕРА. Повесть

КАЖДЫЙ ГОД, В СЕНТЯБРЕ... Рассказ

СМЕРТЬ УЧИТЕЛЯ. Рассказ

ОСЕННЯЯ ЯРМАРКА. Рассказ

Комментарии

________________________________________________________________

П А В О Д О К

________________________________________

Повесть

Доброму человеку бывает стыдно

даже перед собакой.

А. П. Ч е х о в

24 мая. Полдень

СЛАВА ГУСЕВ

Вертолет завис над проплешиной между прибрежными кустами.

Сверху снег казался голубым, а тени от деревьев синели фиолетовой акварелью. Говорить и даже кричать теперь было бесполезно, не нужно, ни к чему, и Слава вышел из пилотской, устало сел у иллюминатора.

Два раза, надрывая глотку, он заставил вертолетчиков обойти триангуляционную вышку, пока окончательно не убедился сам, что они правы и что, кроме этой проплешины, ближе к вышке подходящей площадки нет.

Можно было, конечно, выбросить лестницу, спуститься по ней, но "можно" лишь теоретически - спуститься действительно можно, но лишь самим, огромные тюки с едой, палаткой, а главное - с приборами, никак не выгрузишь, не выбросишь, хотя внизу и снег. Этого не позволяла инструкция и прежде всего здравый смысл, а здравый смысл был для Славы главной инструкцией.

Он махнул рукой, вышел из пилотской и теперь разглядывал, как там, за иллюминатором, гнутся от ветра, который гонит лопасти, голые кусты в рыхлом, осевшем снегу, как тень вертолета, похожая на странного жука, отраженного на белом полотне экрана, медленно приближается к нему, как земля становится все ближе, ближе...

Кабину качнуло, вертолет взвыл винтами, пробуя, устойчиво ли встали его ноги, потом разом умолк; на снегу, мельтеша все медленнее, закрутилась видимая теперь тень винта. Слава шагнул к двери, отстегнул пружину, прихватившую ручку, и зажмурился.

Снег, синеватый сверху, слепил глаза ярким, искрящим полотном. Слава рассмеялся и прыгнул вниз. Снег был волглый от весенней сырости, крупитчатый, словно грубая соль, но чистый, потому что ничто не могло грязнить его тут, в глубине тайги, отгороженной от ветров высокостволым сосняком.

Хлопнуло стеклышко в пилотской кабине, веснушчатый летчик, совсем пацан, высунул по шею голову, освобожденную от вечных наушников, плюнул для блезиру длинной хулиганской струйкой и крикнул Славе хозяйским, начальственным басом, зная, что теперь, сойдя с вертолета, Гусев обратно к нему не полезет.

- Ну, вы, кор-роче!

- Я те попонужаю, кузнечик! - рыкнул Слава, не переставая улыбаться и разглядывать веснушчатое лицо пилота: грубоватые и высокомерные с геодезистами, при Гусеве летчики высокомерие свое прятали. Таков уж был Слава Гусев - приземистый и широкий, как камбала, с такими же широкими ладонями, как будто отлитыми из железа, и с лицом - жестким, угловатым, широкоскулым, - как бы высеченным из дерева.

Слава Гусев был известен в поселке своей силой, сдержанной, однако, его темпераментом и характером. Силу хулиганскую, разудалую или пьяную, люди в крайнем случае просто боятся, но уж никогда ни за что не уважают уважения достойна лишь сила сдержанная, которой стесняются, которую зазря не показывают. Один только раз пришлось применить ее Славе Гусеву принародно - когда прицепились к нему три пьяных заезжих уркагана, которых занесло на Север за длинным рублем.