Ущелье белых духов   ::   Новиков Валентин Афанасьевич

– Иной раз щенок вроде и ничего, – пояснил дед, – а собака получается дрянная. Бывает и наоборот.

– И то верно, – согласился отец. – Корми его, возись с ним, а вырастет – изьян какой-нибудь обнаружится.

– Изьян изьяну рознь. – Дед взглянул на Витальку. – Надо судить по тому, для чего растишь собаку. Помню, до войны у меня был сеттер – не чистый, помесь с таксой. Небольшая такая, неказистая с виду собака – на выставку бы её и близко не пустили, а я с ней восемь лет охотился и не променял бы её ни на какую чистопородную, будь у неё хоть двадцать медалей и дипломов. А после, как пришёл с фронта, взял чистокровного спаниеля, думал натаскать его на птицу; мучился с ним, мучился и всё без толку, но красавец был – как раз для выставки.

– Сколько же за него могут дать, как он вырастет? – отец опустил на пол щенка.

– Зачем тебе это знать? – покосился на него дед. – Продать, что ли, собираешься?

– Просто не излишне знать.

– Это как раз и зависит от того, какие у него обнаружатся изъяны.

– Какие? – насторожился отец.

– Кто знает, – пожал плечами дед. – Плохой экстерьер, нестандартный рост, неправильный прикус – мало ли что может быть.

– Вроде кота в мешке, значит, взяли. А сожрёт он, поди, пока вырастет, сотни на полторы, а то и на две, не меньше.

– Брось ты подсчитывать, – сказала мать. Она сидела на корточках перед щенком и осторожно гладила его. – Молока, что ли, у нас не хватит? Да и потом много ли ему будет надо? Кости выбрасываем, суп иной раз выливаем. И с чего ему быть плохой собакой?

– Суп выливаем, – фыркнул отец. – Тогда поросёнка надо кормить. Там уж дело верное, не прогадаешь. На экстерьер поросёнка-то больно не глядят. – Он тихо рассмеялся.

Дед молча встал и ушёл в свою комнату.



2



На следующее утро дед стал готовиться к охоте. На его столе стоял рекопер – приспособление для снаряжения патронов, весы с маленькими гирьками, мерки для пороха и дроби, навойник, нож для резки пыжей. Обычным у охотников прибором «барклай» дед никогда не пользовался, он объяснил Витальке, что этот прибор портит капсюли и вдавливает донную часть гильзы, оттого и бывают осечки.

Дед одну за другой вытаскивал пули из патронов своего карабина и досыпал порох.

Виталька стоял рядом и следил за его работой. Он знал, что дед досыпает в патроны порох, когда идёт на медведя. Обычный винтовочный заряд был слишком слаб. Пуля закипала в медвежьем сале, не пробивала его.

Но время охоты на медведя ещё не пришло, а дед готовил уйму патронов. И почему-то на этот раз не позволил Витальке помогать ему. Да и пороха сыпал больше, чем надо.

– На кого ты собираешься охотиться, дедушка? – спросил мальчик.

– Это на всякий случай, – неохотно ответил дед.

«Какой случай? – подумал Виталька. – Если на волка, то годятся обычные патроны. А он сыплет столько пороху, как будто собирается охотиться на слонов».

Давно уже Виталька догадывался, что у деда есть какая-то тайна. Зимой дед обычно охотился на соболя где-то далеко в горах. Всю зиму жил в горном лесу, в избушке. Возвращался весной и сдавал шкурки в заготконтору. Иногда ходил на медведя.

Летом охотился на сурка, а чаще был дома. Готовил к зиме лыжи, чинил капканы. Но каждое лето в конце июля он исчезал куда-то с вещевым мешком и карабином. Никому не говорил, куда идёт, но всякий раз готовил патроны, точно такие же, как сейчас, патроны, которые годились для охоты на слонов. Виталька знал, что дед уходил в Ущелье белых духов, но больше ничего не знал.

Ущелье белых духов было мрачным, диким и непроходимым. На дне его всегда клубился тяжёлый белый туман. И прямо из тумана поднимались голые скалы. Внизу, в тумане, бешено ревела невидимая вода и доносился гулкий стук камней. В ущелье было всегда сыро и холодно.