Выстрел   ::   Рыбаков Анатолий Наумович

Но мелкота знала, что Шаринец боится Витьку, и это усиливало в них сознание своего могущества.



2

На своем дворе они тоже были хозяева. Старшие ребята их не трогали, боясь Витьку, сверстники хотели попасть в их компанию, но компании никто больше не нужен: они не могут всех взять в Крым. Они сидели в тени восьмиэтажного корпуса. Шныра и Фургон мелом рисовали на асфальте пальмы с высокой кроной, волнистое море, чаек, солнце с длинными лучами – все это должно было изображать Крым. Витька лениво поигрывал финским ножом и курил папиросы «Наша марка» – единственная трата из крымских денег, которую он себе позволял. Папиросу получил и Паштет. Шныре и Фургону дали затянуться. Шныра выказал наслаждение, которого не испытывал, Фургон закашлялся, Белке ничего не было дано – девочки не должны курить.

Идиллия была прервана появлением дворничихи с метлой.

– Весь двор разрисовали, безобразники!

Витька подкинул нож, ловко поймал за рукоятку.

– Ох, Витька, доиграешься, не миновать тебе тюрьмы. Тебя не жалко, мамашу твою жалко.

Витька симпатично улыбнулся, отчего финка в его руках стала выглядеть несколько зловеще.

На четвертом этаже открылось окно. Валентин Валентинович Навроцкий провел ладонью по подоконнику – чисто ли? Он был в светлом шевиотовом костюме. К окну подошел Юра – его больше не дразнили скаутом, но выглядел он высокомернее, чем прежде: долговязый, в бархатной толстовке, с белым бантом.

– Витька Буров, он же Альфонс Доде, гроза Арбата, – объяснил Юра, – и его банда: Шныра, Паштет, Белка и Фургон. Паштет и Белка – бывшие беспризорные, а сейчас безнадзорные. В чем разница – не знаю.

– Какой действительно толстый мальчик Фургон, – согласился Валентин Валентинович, – перекормлен.

– Его настоящее имя Андрей, фамилия Зимин, отец – инженер на фабрике.

– Сын инженера в такой компании?! А почему Альфонс Доде?

– Может быть, он чем то напоминает Тартарена из Тараскона? Навряд ли… Почему, например, Паштет? Он паштета в глаза не видел. Все потенциальные уголовники начинают с кличек.

Во дворе появился Шаринец, уселся на скамейке у подъезда, ухмыляясь поглядывал на Витькину компанию.

– А это настоящий уголовник, профессиональный карманник, – сказал Юра.

– Карманник не самая видная, но вполне достойная воровская специальность, – смеясь, заметил Валентин Валентинович.

– Конкурент Витьки за влияние во дворе.

Подтверждая эти слова, Витька, демонстрируя свою власть, приказал:

– Фургон, скажи стих!

– Какой?

– Про хорошего человека.

Фургон ударил себя в грудь:

Рожа брита,

Грудь открыта,

Брюки клеш,

Даешь – берешь!

– Хороший стих, – похвалил Витька. – А еще знаешь?

– Про что?

– Про хорошего человека.

– Про хорошего человека больше не знаю, – признался Фургон.

– Фургон! – окликнул его Шаринец.

– Чего?

– Подойди!

Фургон сделал неуверенное движение в сторону Шаринца, но его остановил грозный Витькин оклик:

– Стой!

Фургон остановился.

– Зачем пошел?

– Так ведь он позвал.

Двумя пальцами Витька зажал Фургону нос.

– Брось, Витька! – неодобрительно заметил Шныра.

Фургон мотал головой, пытаясь вырваться.

– В другой раз оторву и голову, – пообещал Витька и сильно дернул рукой вниз.

Фургон освободился от железной Витькиной хватки, но ощущение было такое, будто у него оторвали нос, и Фургон не сумел сдержать слез.

Витькина власть была доказана действием и огорожена от посягательств Шаринца. Но когда Витька наказывал Фургона, во дворе появился Миша Поляков, по прежнему в кожаной куртке, из которой он порядочно вырос; под ней на рубашке виднелся комсомольский значок КИМ.

– За что ты его?

Витька лениво поднялся, поиграл финкой.