Через повешение (Из рассказа Ясным ли днем)   ::   Астафьев Виктор Петрович

Интеллигентный, чистенький старший лейтенант с музыкальными тоже чистыми руками, стараясь скрыть смущение и неловкость перед этими "овеянными пороховым дымом" людьми, отвел их в клуню, где были расставлены на скорую руку сделанные скамьи и выметен до блеска ток, на котором проросли зерна, и спросил:

- Все, товарищи, здесь?

- Все, - врастяжку, с ленцой ответили солдаты. Лейтенан- ты сидели в отдельности на передней скамье, к ним в середину затесался вертлявый старший сержант с бачками - парикмахер из штаба бригады, придурок и ловкач, еврей по национальности и по фамилии.

- Так вот, товарищи, - не зная, куда девать свои белые руки, начал старший лейтенант и чуть виновато улыбнулся, - штаб нашего корпуса решил создать ансамбль песни и пляски, - он улыбнулся уже более уверенно, поднял глаза, очень красиво обвешанные нежненькими ресницами. - Пришла пора побед. Мы далеко ушли от центров и наших крупных городов. Концертные группы и армейские ансамбли у нас немногочисленны и отстали далеко, а как поется, "после боя сердце просит музыки вдвойне", и вот нужно нам создать свой подвижной ансамбль. Корпус наш большой и... не бедный, я имею в виду и кассу, и таланты людей, - он уже несколько фамильярно подмигнул, но внимательно и настороженно слушавшие его люди не поддержали улыбками ответными этот выпрыг, и он смутился и быстро закончил, - сейчас для начала, для общего знакомства я просмотрю и прослушаю то, что вы исполните, потом мы посмотрим фильм "Радуга", а завтра начнем репетиции и через три дня поедем на смотр в районное село. Вот все. Вопросы будут?

Солдаты напряженно помалкивали.

- Курить можно?

- Пожалуйста, пожалуйста!

К соломенному верху клуни густо поплыл дым. С задней скамейки поднялся Ванеев, и, покашляв, а потом смяв цигарку о скамью, сказал:

- Поскольку нам вместе... - он замялся, видимо, хотел сказать "вместе воевать", другие слова не вдруг нашлись, и он вывернулся. - поскольку того... мы бы хотели, - он обвел жестом сеятеля сидящих впереди, познакомиться, что ли. Узнать, как вас зовут и кто вы такие?

Старший лейтенант заполыхал ярче мака, вскочил, одернул гимнастерку;

- Прошу прощения, товарищи. - И тут он совсем уж виновато улыбнулся. Зовут меня Алексей Леонидович, фамилия моя простая и совсем не музыкальная, Малафеев, - по клуне прокатился сдержанный смешок и старший лейтенант уже бодро, со скрытой грустью закончил. - я был студентом консерватории, по классу фортепиано (это пианино, "пианино", - послышались там и сям разъяснительные шепоты), с третьего курса ушел на фронт. Хотел на передовую, в штабе корпуса задержали... Да... почему-то задержали...

- И правильно сделали. - сказал заряжающий Круцов. - У нас вон Федька Фомин какой баянист был и погиб. Его бы поберечь, как талант, а его на батарею. Таких людей, как вы, надо беречь, ведь вон даже дичь всякую редкую, косулю там, кабаргу, птицу иную, обратно, под запретом держат, не велят стрелять...

- Га-а! - взорвалась клуня!

Старший лейтенант, пряча улыбку, спросил:

- Как ваша фамилия, товарищ?

- Круцов, - пробубнил тот и прикрикнул на солдат, - чего ржете? Истинно говорю. Попробуй теперь Федьку возверни, а баяниста после ни одного не попадалось. Редкие они люди - музыканты. Беречь надо...

- Простите, пожалуйста, что я вас прервал, - обратился к Круцову старший лейтенант. - Вы с каким номером посланы?

- Номером? Я второй номер при орудьи.

- Нет, я вас не об этом, простите...

- А-а с номером, значит, сюда с каким номером? - обрадовался Круцов, Да, как вам сказать. Никакого номера у меня нету. Просто пою я иной раз наши деревенские песни, а командир батареи очень их слушать любит, земляк он мой и говорит: "Поезжай, Круцов, вбей их в слезу всех тоскою своею по русской земле", вот с этой тоской и приехал. Зря, наверное?.. Ее и так много, тоски-то, кругом. Это все комбат.

- Может, вы споете для начала?

- Что ж, можно. Только я по-нашему, по-деревенски. И Федьки нет. Он хорошо подыгрывал. Подмогал. Не мешал. Не лезет, а как-то вроде бы подюлаживает...