Дорога на Стрельну (Повесть и рассказы)   ::   Аль Даниил Натанович

Законы Хамм..." - Тут он осекся, осел на стул и тупо уставился в стену. Гривец от неожиданности поперхнулся и закашлялся.

- Ах, как нехорошо получилось, - сказал Василий Васильевич. - А вы, голубчик, - обратился он к Гривцу, - ради бога, извините.

- Ладно, чего уж там. - Гривец, успевший справиться со своим удивлением, благодушно махнул рукой. - Только вот что... Тут мой товарищ сидит, Адамович Михаил. Он лучше меня все знает. Мы вместе готовились. Он мне помогал. А теперь он так из-за меня переволновался, что не сумеет ничего сказать...

- Понимаю, голубчик, понимаю... - сказал Василий Васильевич. Подойдите же сюда и, пожалуйста, успокойтесь, - улыбнулся он Адамовичу.

Мишка Адамович, высокий, упитанный, пожал плечами, поправил черные волосы, лежащие на пробор, сгреб со стола свои бумажки и подошел к академику.

- Благодарю вас, голубчик, за то, что вы отлично подготовили вашего товарища. К сожалению, я не могу поставить вам более высокую оценку, чем ему: у нас ведь всего пять баллов... Давайте же оба ваши матрикулы...

Вот какие бывают номера! И все только из-за этой пресловутой тройки. Только из-за этого. Ей-богу! Вообще-то, мы учимся совсем неплохо. Предмет свой любим! Недавно в общежитии возникла дискуссия между нашими ребятами историками и филологами - на тему, что важнее - история или литература. Чуть до драки не дошло!.. Говорят, такого интереса к исторической науке никогда еще не было. Оно и понятно: нас не было! Точно, точно! Наш курс на истфаке самый большой - триста человек. Таких наборов еще не бывало!.. Словом, не такие уж мы плохие, как о нас иногда говорят преподаватели... Ну что ж, пора идти отвечать.

Я не успел поднять руку, как дверь растворилась и в нее просунулась голова того самого Яшки Гривца.

- Ребята! - крикнул он, как-то по-особенному тараща глаза. Война!

Мы дружно рассмеялись, а доцент Родин сердито закричал:

- Закройте дверь, Гривец! Такие глупые шутки не помогут вашим дружкам. Я их насквозь вижу - настолько они пусты от каких-либо знаний!

- Не хотите - не надо, - сказал Гривец. Он закрыл дверь и затопал по коридору.

- Черт знает что! - проворчал Родин. - Сипенко, хватит списывать! Идите отвечать!..

Гривцу, конечно, никто не поверил. Да и с чего, собственно, было верить? Всякие разговоры о том, что война близко, вообще-то идут. Но ведь слово "близко" как раз и означает, что еще не сейчас, а где-то в будущем. Иначе говоря, близко - это еще далеко. В диалектике я все-таки навострился! Да и мало ли что говорят. Как раз вчера вечером я раздобыл билет в лекторий, на лекцию международника Храброжинского. Ради того, чтобы его послушать, я пожертвовал последним вечером перед экзаменом.

Храброжинский как дважды два доказал, что война с Германией в ближайшее время никак не возможна. И все-таки, если бы с известием о войне прибежал кто-нибудь другой, ему, может быть, и поверили бы. С таким делом не шутят. Но Гривцу не поверили...

Благодаря этому довоенный период затянулся в нашей аудитории еще минут на пять. Мишка Сипенко, голубоглазый, светловолосый крепыш, поднялся с места. Как сейчас помню: шел он к столу, за которым уже уселся доцент Родин, медленным шагом, будто навстречу судьбе. На половине пути он обернулся к нам. Его улыбка, казалось, говорила: не поминайте лихом, если что. Этим "если что" все еще оставалась пресловутая тройка, хотя только что прозвучало такое страшное слово - ВОЙНА.

А потом война ворвалась в наш истфаковский коридор топотом ног, громом дверей, многоголосым говором, выкриками. Вскочили с мест и мы. Кто-то распахнул дверь аудитории так, что она ударилась о стену.

"Война! Война! На митинг! На митинг!" - послышались голоса.

И был митинг в истфаковском лектории. Огромный амфитеатр до отказа забит.