Леонардо да Винчи   ::   Гастев Алексей Алексеевич

Когда он вновь очутился перед лошадиною мордой, его щеки заливали два красных пятна, подобные быстро распространяющимся по рыхлой бумаге чернилам, – признак испытываемого удовольствия. Моро сказал:

– Решимость, с которою герцог Франческо управляет Конем, внушает страх и трепет даже неробкому человеку; это неудивительно, поскольку наш отец был великим государем и воином. Тот, кто увидит памятник отлитым в бронзе, не станет более сомневаться в счастливой судьбе династии, имеющей настолько почетное происхождение.

– Изложенная красивыми стихами, эта мысль лучше другого годится для надписи на пьедестале, – сказал Джакопо Андреа Феррарский, часть своей великой учености употребивший на доказательства того, будто бы миланские Сфорца посредством Висконти, с которыми породнились, происходят от одного из спутников Энея, а именно Англа, прибывшею с ним из Троады, и вместе они основали в Италии государство латинян.

До тех пор один только Филиппо Мария Висконти, отличавшийся исключительной глупостью, решался добавить к своему титулу латинское Англус, тогда как другие отвергали такую претензию как необоснованную. Между тем Лодовико Моро, человек, тонко соображающий, поддался ложному искушению отчасти потому, что его к этому подталкивали. Ловко возбуждая тщеславие регента при помощи своей эрудиции, камердинер сказал однажды:

– Величина, ваша светлость, неизменно создает красоту для взора: луна кажется более красивой, чем прочие светила, а более крупные звезды красивее мелких, что хорошо видно на примере звезд первой величины. В стихах же римского поэта Папиния Стация, восхваляющего величину конной статуи императора Домициана, говорится, будто обратившаяся в звезды почившая родня этого Домициана по ночам спускается с неба и обменивается с конем нежными поцелуями, тогда как другие звезды еще и помещаются в виде ожерелья на его шее.

Тут Моро как раз и пожелал, чтобы его Конь был необычайных размеров. Отвечая предложению регента, Леонардо сказал:

– Как показывает опыт и подтверждает рассуждение, фигуры, которые кажутся движущимися, – также и лошадь, встающая на дыбы, – неустойчивы и разрушаются или при попытке их передвинуть, или сами по себе, если их тяжесть превышает предел, установленный природою. Поскольку такие фигуры делаются с большим отклонением от устойчивого равновесия, их центр тяжести сильно удален от центра геометрического, и они держатся исключительно сопротивлением материала, из которого сделаны. Но при чрезмерном увеличении возрастает и вес, и свойственное тяжелому телу желание успокоиться во всеобщей тяжести Земли становится неудержимым и неизбежно приводит к порче и разрушению; тот совершает наибольшую ошибку, кто пренебрегает законами природы и их справедливостью.

– Я забочусь о славе, а не о справедливости, – сказал Лодовико Моро, рассердившись, – да и в чем ты усматриваешь справедливость?

– Истина, ваша светлость, есть часть справедливости, тогда как законы природы есть часть этой части, – сказал Леонардо, у которого дерзости и желания создавать необыкновенные и громадные вещи было нисколько не меньше сравнительно с регентом Моро.



20



Никогда не следует делать голову в том же повороте, что и грудь; или руку, следующую за движением ноги; и если голова повернута к правому плечу, то делай ее части с левой стороны ниже, чем с правой. И если ты делаешь грудь прямо, то поступай так, чтобы при повороте головы в левую сторону части правой стороны были выше, чем левой.

Рассуждая о правиле контрапоста, подчинившем себе впоследствии все академии мира, где только преподают рисунок и живопись, Джакопо Андреа Феррарский ссылался на мнение блаженного Августина. [17]

«Цепь веков, словно прекраснейшую поэму, – говорит Августин в „Граде Божьем“, – Бог украсил некими антитезами; ведь то, что носит греческое название „антитеза“, весьма уместно для украшения речи.