Мгновение - вечность   ::   Анфиногенов Артем Захарович

Короб полевого телефона с оборванной, свисавшей до пола шлеёй утробно заурчал. Егошин снял трубку.

- Хутор Манойлин, - повторил он, подвигая к обрезу стола лежавший наготове планшет, погружаясь в карту, погружаясь в цель, поставленную летчикам-штурмовикам, - хутор Манойлин...

- Восточная окраина... танки, - негромко, слышно для всех уточнял он задание, остро щурясь и делая на карте точечные пометки черным карандашом. КП следил за ним тяжело, молча, только "дед" присвистнул: "Амбар на восточной окраине..." На долгом пути к Волге летчикам приходилось бомбить места, где они прежде базировались. Валуйки штурмовали через месяц после отхода. Россошь через три недели. А хутор Манойлин - вот он, за Доном, рукой подать... амбар, пропахший отрубями, сено в амбаре, свежего покоса, непросохшее, шелковистое. Егошин подгребал его себе на постель - четыре дня назад!

- Прикрытие? - требовательно спросил командир. - Не я за глотку хватаю немец... - Напор вражеского наступления, его темп на КП в присутствии Егошина не обсуждался, но он, напор, был в мыслях у всех и невольно сказывался в том, что и как говорил майор, получая боевое задание из штаба дивизии. - В тот раз, хочу доложить, если не забыли, "ЯКи" вообще не поднялись, бросили нас... Что ж, по-вашему, я опять должен, "ЯКов" ожидаючи, молотить винтами, подманывать "мессеров"?.. Нема дурных, хватит! Мне эти расследования как мертвому припарка, скажите прямо: будет прикрытие?.. Сколько?..

Летчики, не дожидаясь, чем кончится тяжба командира, выбирались из тесного КП на крыльцо. Вслушиваясь в гудение "юнкерсов", стороной проходивших на Сталинград, "дед" сказал:

- Пара "ЯКов" в этом небе погоды не сделает...

Радость майора, выколотившего прикрытие, тоже невелика.

Штурмовик Ильюшина, "горбыль", или "горбатый", как его прозвали за верблюжий выступ кабины, - хороший самолет, против танков лучшего нет, о нем в полку песню сложили: "Жил на свете грозный "ИЛ", на заданья он ходил, - так, кажется, напевает Авдыш, знаток авиационного фольклора. - Сзади, спереди броня..." Броня, броня, все правильно. Сидишь в цельном кованом коробе, как в танке. "Щварцер тод", - пишут газеты. "Черная смерть", да. Но в полете "ИЛ" небыстр, а с хвоста беззащитен. Чтобы застукать танковую колонну на хуторе Манойлин, "ИЛу" требуется поддержка. Ему необходимо с воздуха прикрытие истребителей, "ЯКов", иначе "мессера" его сожрут.

Прикрытия - нет. Все наличные силы истребителей уходят на передний край, на защиту пехоты от "юнкерсов". Для сопровождения штурмовиков остаются слезы... юнцы, вчерашние курсанты. Теперь вот баб под Сталинград прислали.

Резервы - государственное дело, не нам решать, вот разгильдяйство российское, бардак повсеместный, "война все спишет", - как с этим быть? "Тот раз", неспроста поминаемый, это первый подступ к пеклу, первый вылет под Сталинград.

Восемнадцатого августа, к вечеру, привел Егошин на фронт свой полк. Горестно-успокоенным был он в тот предзакатный час: не опоздал. Управился в отведенный ему жесткий срок, в спешке собирая, сколачивая номерной, при боевом красном знамени, полк. Хватал все, что было. Летчиков-сержантов зачислял по выправке и росту (лейтенант, сопровождавший выпускников летной школы, запил в дороге и потерял их личные дела), матчасть с конвейера получал на заводском дворе, с шести утра до обеда... И - по газам. Но куда, если вдуматься, куда гнал он тридцать два экипажа, охваченных горячкой и растянувшихся кишкой, глаза бы на них, сопливых, не глядели?! В глубинку русскую, в приволжскую степь, где славяне коренятся издревле, одолевая и хозар, и печенегов, и орду, и куда нога иноземца не ступала веками...