Два дня и три ночи   ::   Маклин Алистер

Внезапно труп подался в моих руках вверх и тут же упал боком на левую сторону стола, направив кольт, словно указующий перст, в потолок.

Теперь я уже знал, как он умер и почему не упал. Капитан был убит чем-то, что все еще торчало в его позвоночнике примерно между шестым и седьмым позвонками. Скорее всего, рукоятка этого «чего-то» зацепилась за висящую куртку, удерживая таким образом тело в сидячем положении.

В силу специфики моей профессии я нередко вижу трупы. Может быть, реже, чем практикующие патологоанатомы, но уверен, что даже им не часто приходится видеть людей, убитых с помощью стамески. Обыкновенной столярной стамески с острием шириной тринадцать миллиметров, усовершенствованной только тем, что на деревянную рукоятку натянули резиновый держатель от велосипедного руля (удобно, гигиенично и не оставляет отпечатков пальцев).

Острие ушло на глубину как минимум десять сантиметров. Даже если стамеска была острой как бритва, нужно отдать должное силе убийцы. Я попытался вытащить стамеску из раны. Не удалось. Ничего удивительного – кости и хрящи заклинили орудие убийства. Я не стал повторять попытку – наверняка кто-то передо мной уже пробовал это сделать. На его месте я все же был бы старательнее. Правила хорошего тона предписывают не оставлять такие полезные вещи без присмотра владельца. Но, может быть, у него не было времени, может быть, его кто-то спугнул, а может быть, у него в рабочем кабинете есть целый набор плотницкого инвентаря и это позволяет ему время от времени забывать стамеску-другую в спинах своих жертв.

Я оставил стамеску в покое. Я мог обойтись и без этого инструмента. Тем более что у меня был свой. Правда, не стамеска, а всего лишь нож. Я вытащил его из целлофанового мешка, зашитого в подкладку куртки. На первый взгляд этот нож не производил большого впечатления: рукоятка длиной всего лишь около десяти сантиметров, двустороннее лезвие – всего лишь семь. Но я и не собирался никого пугать. Зато он был достаточно острый и перерезал самый толстый кабельный канат так, словно это был шнурок от ботинка.

Интересно, как мне придется использовать его за следующей дверью?

Это была дверь в каюту радиотелеграфиста.

Я вытащил из кармана миниатюрный фонарик в форме авторучки, погасил верхний свет и настольную лампу и... не смог сдвинуться с места.

Как долго я так стоял? Не знаю. Может быть, две минуты, может, пять. Чего я ожидал? Тоже не знаю. Я пытался объяснить себе эту передышку тем, что глаза должны привыкнуть к темноте, но знал, что это неправда. Может быть, я надеялся услышать какой-нибудь шум, шорох, отзвук – хоть что-нибудь, что помогло бы мне решиться. А может, просто боялся открыть эту дверь.

Я никогда не верил в астрологию и гороскопы, но сейчас сам мог бы заплатить несколько фунтов за безошибочное предсказание, что человека, который попытается войти в эту дверь не ждет ничего хорошего. Впрочем, он все равно не последовал бы моему совету и полез бы в эту чертову комнату. Он всегда делает все наоборот. Я хорошо его знаю, поскольку этот человек – я сам.

Я переложил нож в левую руку – я не левша, но многие действия удаются моей левой руке так же хорошо, как и правой, – и взялся за ручку двери.

Есть два способа открывать двери так, чтобы они не скрипели (если они вообще могут не скрипеть). Первый из них – резкий рывок. Я выбрал второй. Примерно через двадцать секунд я уже почти мог проскользнуть в образовавшуюся щель, и тут, на последнем сантиметре, проклятые петли скрипнули. При нормальных обстоятельствах я не услышал бы этот звук с расстояния более двух метров. Но сейчас мои нервы были натянуты, как леска на удочке рыболова, предвкушающего большой улов. Вполне возможно, моя рыбалка закончится главным уловом в жизни – пулей в лоб.

Скрип двери произвел эффект разорвавшегося прямо над моей головой шестидюймового снаряда.