Салажонок   ::   Колбасьев Сергей Адамович

Белых осталось выбить из последней крепости - Крыма, и флот на Азовском море был необходим. Со всех четырех морей страны шли в Мариуполь моряки. Они приходили кое-как сколоченными, почти партизанскими, но яростными отрядами. Организовываться по-настоящему было некогда: на скорость выгружались из эшелонов и захватывали корабли водного транспорта - любые посудины, способные держаться на воде.

- Поганый пароход. Это верно, - сказал Ситников, наливая чай. - Держи, сынок, - и протянул кружку Ваське.

Ситников, Суслов, Васька и пулеметчик Шарапов закусывали на баке. Суслов, чтобы успокоиться, обругал "Республиканца", и теперь Ситников ему отвечал:

- Конечно, поганый. У нас в Балтике его, пожалуй, и в портовые буксиры не взяли бы, а здесь он вроде как крейсер. Белые все хорошее увели, значит и на таком повоюем.

Шарапов молча кивнул головой.

- Что такое крейсер? - спросил Васька.

- Помалкивай! - возмутился Суслов. Он никак не мог простить Ваське того, что при нем спасовал.

Ситников, однако, поставил кружку на ящики, не глядя ни на кого, заговорил. Он начал издалека: со старинных полупарусных крейсеров - он видел их в начале своей службы, тогда они уже были в учебном отряде. Потом вспомнил "Громобоя", на котором плавал до войны. Это был настоящий крейсер - четыреста восемьдесят два фута длины. Просто не влез бы в здешнюю гавань, да и по морю здесь не прошел бы - мелко... Одни якоря чего стоили - левый становой до четырехсот пудов весу, - чистая мука при съемке. А еще побольше был крейсер "Рюрик". На нем он тоже плавал в пятнадцатом году. Как раз на вахте стоял, когда под Швецией встретили германский крейсер "Роон". Вышли из тумана и разбили противника со второго залпа...

Теперь начинались настоящие морские разговоры. Чтобы удобнее было слушать, Васька даже перестал есть. Вытер губы и, откинувшись к фальшборту, склонил голову набок.

- Товарищи! - прокричал сверху резкий голос, и Васька вздрогнул. - Кто на первомайскую демонстрацию? Кто желающий? Выходи на стенку, наши "разин-цы" уже собрались! Кто желающий?

Желающих на "Республиканце" оказалось множество. Срочно здесь же, на палубе, доставали из чемоданов обмундирование первого срока, скидывали с себя рабочее и переодевались. По распоряжению командования должны были идти только свободные, но свободными считали себя все.

- Что же это такое? - забегал Мазгана. - Как же это так? Приказано принять снаряды и еще что-то - я забыл, как оно называется. Разве же можно всем уходить?

- Я пойду, - вставая, сказал Суслов. Первое мая для него было не столько праздником трудящихся всего мира, сколько предлогом погулять. Погода стояла отличная, а баталер взамен неисправной выдал новую пару обуви.

- Идем, - поддержал машинист Засекин, старый рабочий, всерьез принимавший демонстрацию.

- Товарищи моряки! - продолжал волноваться командир. - Пусть хоть половина останется. Я очень прошу и даже приказываю.

Но ни просьбы, ни приказания не действовали: он был глубоко штатским человеком.

- Идем, братва! - снова позвал голос со стенки.

Васька взглянул наверх и не поверил своим глазам. Перед ним, весь в белом, с золотыми пуговицами, стоял самый настоящий офицер.

- Товарищ Безенцов, - взмолился командир. - Вы их зовете, а у меня всякие работы. Что же мне делать, если вы их зовете?

- Товарищ Мазгана, - ответил офицер, - вам лучше всего ничего не делать.

- Но как же тогда с этими снарядами?

- У меня на "Разине" все работы закончены. Сами виноваты, если у вас беспорядок. Задерживать команду не имеете права. Сегодня наш, пролетарский день!

Голос Безенцова, сперва сухой и насмешливый, к концу приобрел неожиданную торжественность.

- Не виноват! - запротестовал Мазгана. - Вагон только что подали. Но вы, конечно, правы - пролетарский день. Я готов. Я сам с ними пойду.