Шторм (Из повести Кража)   ::   Астафьев Виктор Петрович

---------------------------------------------

Астафьев Виктор Петрович

Шторм (Из повести 'Кража')



Виктор Астафьев

Из повести "Кража"

Шторм

В тридцать девятом году разыгрался на Енисее шторм, да такой, что каравану, идущему в Дудинку, пришлось уходить в Игарскую протоку. Она, протока, в устье замкнута мысом-отногой острова Полярного (Самоедского), а от городского берега - каменным мысом под названием, данным переселенцами, - Выделенный. На мысе том, подальше от города, поближе к воде и песку, на каменьях - огромные баки с горючим - называлось это громко - нефтебазой.

Во время шторма за мыс, в извилистые фиордики- коридоры, от волны, боя и шума заходила рыба, и тучились тут ребятишки с удочками, ударно таскали хороших сигов.

И вот, значит, мы на промысле ребячьем, а буксир- теплоход, густо дымя трубой, тужится увести караван в затишье. А в караване том - штук двадцать плавучих единиц: лихтера, баржи, паузки. Все в расчалку, стало быть, в сцепе, строем, пыжом тогда еще караваны не строили. Умелые пароходные люди вели караван, но все же завести в протоку такую махину трудно. И начало наваливать на мыс хвостовую счалку, в щепье крошить паузки, баржонки, вот и до пузатой старой баржи дело дошло, валит ее на бок, бьет, по барже бегают стрелки с винтовками, пверх палят. Им в ответ басит тревожно и непрерывно буксирный теплоход. Причальные пароходищки, всякий мелкий бесстрашный транспорт на баржу чалки кидает, оттянуть ее от камня пытается. Да где там! Стихия!

Хрусть! Начала ломаться баржа, ощеперилась ломаными брусьями, шпонками, костылями - в проран вода хлынула и вымыла оттуда бочки, доски, людей. Крики, паника. С баржи стрелки сигают в волны вместе с винтовками, шкипер детей, бабу и имущество на лодку грузит, тонущие люди за лодку хвататься начали, опрокинули ее...

Отважные парнишки северного города, кто чем, кто как помогают гибнущим, тащат их из воды, откуда-то плотик взялся, бревна, крестовины от старых бакенов, доски, старая шлюпка - все в ход пошло.

А из баржи, уже напополам переломившейся, как из прорвы, вымывает и вымывает стриженых мужиков, среди них на трапе, на нарах ли деревянных баба плавает, прижав ребенка к сердцу, и кричит громче всех, аж до неба...

Детдомовские парни, из переселенческих бараков и комендатурских домиков ребятня все вместе, не щадя себя и не боясь холодной воды, спасают людей. С мыса, от нефтебазы баба в форме спешит, наган на ходу из кобуры выковыривает, за ней два мужика с винтовками наперевес, затворами клацают, руками машут и орут: "Наз-зад! На-за-ад! Нельзя сюда! Нефтебаза!.."

Ребятишки и взрослые, все мы, и спасители, и спасаемые понимаем, что нельзя сюда, нефтебаза здесь, но куда же назад-то? Там волна до неба бьет, караван гибнет, теплоход уже исходным басом орет, люди тонут. Им не до злодейств уже, не подожгут они нефтебазу, у них и спички-то, если у кого есть, намокли, чем поджигать? Да и безумны они, беспомощны, мокры и жалки, выдернешь на берег которого, ползет на карачках и воет, зубами клацает, смотреть жалко и страшно.

А те, бдительные охранники, напуганные и замороченные агитацией насчет врагов народа, это их, врагов народа Норильск-город строить везут привычно уже и всем известно, стриженые все, сморщенные, бледные и на врагов-то, все повзрывавших и отравивших, непохожи, но все ж коварный народ, притворяется небось жалким, который и взорвет, либо подожжет, чего с него спросишь - отчаялся, напролом лезет...