Вторжение   ::   Соколов Василий Дмитриевич

Иногда он достигает этого через безупречно точную, исконно-народную и очень, очень краткую реплику. Вот один из таковых примеров. Скорбная солдатская мать наконец-то дождалась отпущенного на побывку сына, по причине его ранения.

"Все окошки проглядела, ждамши!" - говорит она своему ненаглядному воину.

Язык всего произведения, за весьма ничтожным изъятием, обладает той "триадой" признаков, которая вполне определяет художественность языка: это - мыслеемкость, точность, вещественность.

Вот изображение (здесь даже как-то и нейдет сказать: "описание") ночного, силы выматывающего марша:

"Впотьмах длинными рядами колышутся люди, обвешанные с головы до ног грузом. Навьючены все с избытком - торчат на спинах ранцы, вещевые мешки, тускло блестят котелки, фляги, чернью стали отливают штыки и стволы винтовок. Посменно несут станковые пулеметы в разобранном виде, минометные плиты и трубы. Скатки шинелей повешены на шея, как хомуты. Тяжела ты, солдатская ноша! А ничего не поделаешь, все нужно для боя, для немудреного окопного быта".

Только истый фронтовик, сам изведавший бои-походы, мог столь верно и стилистически смело, по-своему изобразить колонну, изможденную отступлением, когда, как говорится, люди спят на ходу:

"Идут ноги. Идут и несут нагруженные сном головы. Только перестук сапог да говор от плеча к плечу бодрит колонну..."

А вот спрессованное до предела изображение обстановки в Сталинграде:

"Русские были прижаты к берегу. Война умещалась на тесном плацдарме, на узких, вдавленных в землю позициях под развалинами домов, у бойниц подвалов...

...Знала ли история войн, чтобы за один город, а теперь уже за один узкий, прижатый к волжскому берегу плацдарм (это все, на чем держались русские в Сталинграде), могли сражаться две немецкие отборные армии, итальянская и румынская армии, саперные штурмовые батальоны - огромное количество наземных войск, поддержанных армадой самолетов воздушного флота! Ничего подобного в истории войн не было".

Как то и должно быть в подлинной военно-художественной эпопее, обе ее части у В. Д. Соколова наряду с огромным количеством образов солдат, командиров неисторического, так сказать, ранга содержат реалистической и правдивой кистью написанные зримые образы высших творцов великой победы: и Верховного Главнокомандующего, и прославленных маршалов и командиров: Жукова, Рокоссовского, Ватутина, Соколовского, Чуйкова, Еременко...

Нелишне заметить, что в последнее время и писатели и критики, заодно, озабочены показом в романах о Великой Отечественной войне исторических событий, видных деятелей, крупных штабов, где решались судьбы армии и даже страны. Справедливости ради надо отдать должное писателю Соколову: еще задолго до этих призывов, точнее говоря в 1963 году (время выхода первой книги - "Вторжение"), он создал впечатляющие образы советских полководцев, и в частности выдающегося маршала Г. К. Жукова; вместе с автором читатель как бы входит в советскую Ставку Верховного Главнокомандования.

Вполне естественно, что эти страницы приковывают особое внимание читателей.

И теперь, много лет спустя после великой победы, разве можно без глубочайшего волнения читать о гениальном, всеопрокидывающем зимнем ударе под Москвой, который нанесли советские армии уже готовому торжествовать врагу!

"Контрнаступление, - пишет В. Соколов, - готовилось в жестокую бурю, в грозные и критические дни ноября, когда противник находился на расстоянии двадцати пяти километров от Москвы и подтянул дальнобойные орудия, чтобы бить по Красной площади. В эти напряженные часы Верховный Главнокомандующий Сталин и Ставка проявили огромную выдержку и стратегическую дальновидность, придерживая крупные резервы (преимущественно за флангами Западного фронта)...