Хрюмз. О жизни и смерти   ::   Ионова Татьяна

Аннотация: Рассказ с конкурса «Уши-Лапы-Хвосты», 2005 на proza.ru

Лучшие рассказы, попавшие в Полуфинал

---------------------------------------------

Татьяна Ионова

Хрюмз. О жизни и смерти



Что это — подарок судьбы, я поняла много позже, а сначала я свято верила, что это — наказание божие за мои грехи…

После двух недель сплошного дождя вдруг появилось солнце! Грязь подсушило, и мы рискнули прогуляться в лес. Шел сентябрь. Была пятница, тринадцатое…

Мы уже повернули к дому по привычной тропинке, когда под горкой у ручейка я заметила довольно большой булыжник, которого раньше здесь не было. О, жажда новых впечатлений и ясности во всем!

Это был усохший труп собачки, свернувшейся клубком. Со мной рядом стояла младшая дочка, и я откомментировала зрелище охрипшим от обалдения голосом: «Страшной смертью умерла собачка…». На звук усохший «труп» поднял голову и посмотрел сквозь меня прозрачно-голубыми глазами. Сердце рухнуло от ужаса, и перед глазами ясно встали когда-то виденные кадры освенцимской хроники: громадные тяжелые ворота отворяются, и по пустой площади меж каких-то длинных бараков идет живой скелет человека, на котором нет ничего, кроме плотно обтягивающей его кожи…

«Что делать?! Что делать…» Надо выяснить, что с ним: с нами дети и собака — не подцепить бы чего опасного… Бешенство — водобоязнь… Так, несу в какой-то ржавой банке воды из ручейка — пьет! Энтерит — отсутствие аппетита… Размачиваю завалявшуюся сушку — ест! Чумка? Но глаза чистые, ясные, не гноятся… На шее болтается тонкий кожаный ошейник, украшенный клепками в виде сердечек — такой покупают только любимой собаке… Свидетелями финала какой трагедии мы стали? Потерялся? Умер одинокий хозяин? Выбросили из-за старости или болезни?… Теперь и не узнать… Ищут ли его? Или забыт он всеми?… Жалко становится зверя, но разум умудренных жизненным опытом людей подсказывает нам с мужем, что брать это в дом не стоит: мороки много, а собачка все равно не жилец, сдохнет. А уйти нет сил: жалко ее и хочется чуда. Выручает старшая дочка. Она (милосердная душа) категорично стелет свою куртку на землю, заворачивает в нее этот почти невесомый скелет — набор костей в тонкой шкуре — и тащит его домой. Мы с мужем вяло ее отговариваем, боясь что она нас послушается. Но она упорно тащит этот постепенно тяжелеющий сверток домой. Так вот и начался последний год жизни этого зверя.

Лишь двое суток спустя обезвоженный организм настолько напитался водой, что заработали почки: кто бы мне раньше сказал, что может так возликовать душа при виде густой мутной вонючей струйки гноя меж дрожащих лап!

Жить он хотел; грамотно выходил из голодовки: пил и ел понемногу, но часто. Сперва мы на руках выносили его на улицу, завернув в пеленку, а там ставили на траву, придерживая за ошейник, чтобы не упал. У прохожих при виде него лица деревенели, в глазах появлялся мистический ужас и, отшатнувшись, они прибавляли шагу, — я их понимала. Знакомые, оправившись от первого ужаса, осторожно спрашивали — что это и откуда, вежливо мямлили что-то ободряющее, но в глазах их читался приговор: не жилец, глупо было подбирать. Я их тоже понимала. А один из прохожих, в третий раз наткнувшись утром на нас, не выдержал и хриплым голосом спросил: «Что вы с ним сделали?!» — «В лесу подобрали…» — «Кормите его хорошенько!», и, съежившись, побежал дальше…

Через неделю он уже сам, поддерживаемый поводком, выбегал на улицу «погулять» — легкий, тонкий, звонкий — он от порыва ветра валился на траву, как картонная фигурка. Но зато его ослепшие от истощения глаза прозрели, тусклая седая шерсть перестала осыпаться и стала приобретать цвет, и уже по выражению морды можно было понять, как он нам рад, а не только по виляющему обрубочку хвоста.