Бег петуха   ::   Евтушенко Алексей Анатольевич

Раз за разом мы скатывались и скатывались назад.

Ирина в терцию вторила надсадному вою двигателя. Матёрый, все повидавший на своём шофёрском веку водила, ругался сквозь стиснутые зубы нехорошими словами, колеса бессильно визжали на гладком льду, и, наконец, в нас врубился сзади новенький «жигуль». Или мы в него?

Мне оставалось только поспешно расплатиться, безжалостно выпихнуть Ирку из салона и тащить её дальше буквально за шкирку сквозь прозрачный режущий февральский ветер по зеркально вылизанному этим самым ветром ледяному тротуару.

Хорошо, что я тогда был в форме. Физической, разумеется.

Ещё бы нам не оборачивались вслед! Истерика Ирины имела в диаметре не менее ста пятидесяти метров, а мы находились в самом её эпицентре.

Дважды нас останавливала милиция, и трижды она пыталась меня укусить. Причём один раз у неё это получилось.

Уже почти у самого подъезда, когда стало совсем невмоготу, я сильно и больно отхлестал её по щекам, и до сих пор мои ладони горят при воспоминании об этом.

………………………………………………

Вот и опять я стучу каблучками рядом с Ленечкой по знакомой улице. Совсем как в старое доброе время.

Та же родная улица, тот же родной город и тот же родной Ленечка. Хотя не тот, не тот, конечно. Постарел, что ли Ленечка? Ах, какой был мальчик! Весёлый да кудрявый… Или просто повзрослел? Или не удаётся жизнь. Морщины стали резче, и прибавилось их числом; седина то и дело мелькает в чёрной шевелюре. Хорошо хоть не облысел… Ах, Ленечка, Ленечка! Ах, лето…

Тогда тоже стояло долгое и жаркое лето. Самая середина, помнится. Совсем, как сейчас. На мне было то самое жёлтое платье из марлевки, и я только-только прикатила с черноморского побережья – вся из себя загорелая и гладкая, словно кегля.

Что за компания собралась тогда в «Берёзке»? Нинка с Валеркой были, ещё кто-то… А! Этот грустный архитектор, не помню, как его звали, который, кажется, предназначался мне. И ничего ему, бедняжке, не обломилось. Ни тогда, ни потом. Ещё кто-то был, не помню уже всех.

Пили мы пиво и ели раки. Или рыбу. Нет, всё-таки, кажется, раки. Лёня тоже пил пиво за соседним столиком совсем один, и я обратила на него внимание, потому что он мне понравился. Вернее, не то, чтобы понравился, а… заинтересовал, что ли.

Вот, подумала я, сидит молодой и очень симпатичный черноглазый парень. Почему-то один. Такие редко бывают одни – не тот типаж. Сидит, потягивает пиво и явно на меня поглядывает. Ещё бы он на меня не поглядывал… А познакомиться, дурак, не подходит.

Как-то скучно веселилась наша компания.

Потом я отошла в туалет. А когда вернулась, Лёня уже свободно расположился за нашим столиком, на котором среди толстых пивных кружек изящно высились три, купленные им, бутылки хорошего «Ркацители», и скука, словно побитая собака, отползла в сторону.

– Здравствуйте, – сказал он, откровенно глядя мне прямо в глаза. – Меня зовут Леонид.

– Ирина, – я улыбнулась самой соблазнительной из своих улыбок.

Переспали мы в ту же ночь.

Он просто остановил проезжающую машину и отвёз меня ко мне домой. Родители как раз были в отъезде…

Да, Ленечка.

Дура я, дура набитая, и так мне, дуре, и надо. Хорошо, что хоть друзьями остались, и в тот страшный февраль он оказался рядом. И Пашка тоже. И были доллары, много долларов и хорошие знакомые за границей, которые нашли клинику и помогли положить деньги в банк.

А-а, вот и остановочка трамвайная. Та самая.

Ох, ну его к чёрту! Уеду опять в Швейцарию. Тихая, спокойная, уютная страна. Денег пока хватает…

Нет.

Врач совершенно определённо сказал, что я должна сюда вернуться и снова все вспомнить. Спокойно. Спокойно все вспомнить.

Вспомнить так, как будто всё это случилось не со мной, а с совершенно посторонним мне человеком.