Государственный преступник   ::   Сухов Евгений

Ну, три морщины на лбу да две меж бровей; ну, серебряные нити на висках, брови кустом да шестьдесят седьмой годок по пашпорту — так что с того? А острый взгляд? А грудь колесом? А прямая спина и твердая поступь? А ясный ум? А ощущение всего-то двадцати годков где-то там, внутри, где живет душа, наконец? Все это поняли Степан Яковлевич с кондуктором Федором Кроховым, как только дока открыл глаза и спросил:

— Что, уже Нижний?

— Никак нет, ваше благородие, — почему-то вытянулся в струнку обер-кондуктор, сразу вспомнив, как зовут этого господина. — До Нижнего Новгорода, господин Аристов, еще часика полтора ходу будет.

Артемий Платонович бросил на говорившего быстрый взгляд.

— А-а, сосед бывший. Что ж ты, Степан Яковлев, уехал-то? — усмехнулся он, обнаружив еще и твердую память.

— Так ведь нету покуда в Средневолжске железной дороги, а в Нижнем есть, — улыбнулся обер-кондуктор. — Вот проведут до Средневолжска железку, авось вернусь.

— Ясно, — подвел итог любезностям Артемий Платонович. — Зачем разбудили?

— Совета у вас хотим спросить. Вы это, не оденетесь?

Остатки сна выдуло ночной прохладой. Аристов легко взобрался на подножку вагона, прошел коридором до двухместного купе.

— Вот здесь он… — остановили его кондуктора у двери купе.

— Открывайте, — приказал Артемий Платонович.

Крохов открыл дверь и отступил, пропуская Аристова вперед. В купе на одном из диванов полулежал средних лет человек в сорочке под казимировым жилетом. Даже при неясном свете масляного фонаря, стоящего на столике возле дивана, была заметна мертвенная бледность его лица и выражение немого вопроса в широко раскрытых глазах. Предрассветный ветерок, влетая в раскрытое окно купе, шевелил густые волосы на затылке мужчины, как бы отметая последние сомнения, что он мертв. Сюртук цвета жженого каштана лежал на диване в ногах покойного. Никакого багажа в купе не было.

— Странно, — пробормотал Аристов и взял в руки сюртук. Пошарив по карманам, он выложил на столик связку ключей, серебряный портсигар с несколькими папиросами внутри и коробок шведских спичек. В кармане брюк было пусто. Пуст был и жилетный карман.

— Странно, — повторил Артемий Платонович и взглянул на обер-кондуктора. — Кто обнаружил труп?

— Я, — ответил Крохов.

— Как это было?

— Я объявил о прибытии поезда в Ротозеево и хотел проколоть ему билет. Открываю дверь — и нате вам…

— Где он сел?

— На предыдущей станции, в Володарах.

— Ротозеево — это последняя станция перед Нижним?

— Да.

— Он ехал один?

— Один.

— И в купе был один?

— Точно так.

— Он ехал до Нижнего Новгорода?

— Думаю, да.

— Почему вы так думаете?

— Потому что от Володарова до Ротозеева дешевле и быстрее доехать на лошадях.

— А кто еще сел в поезд в Володарах?

— В мой вагон никто.

— Значит, билета вы у него не отбирали?

— Нет.

— А где тогда его билет?

— Не могу знать…

— Странно, — снова повторил Аристов и пристально посмотрел на кондуктора. — Человек едет во втором классе, а у него нет ни билета, ни багажа, ни часов, ни портмоне, ни даже носового платка.

— Погодите-ка, багаж у него был, — встрепенулся Крохов.

— Да что вы? — не без сарказма спросил Артемий Платонович.

— Ей-богу, — округлил глаза кондуктор, начинающий понимать, что вокруг него почему-то сгущаются тучи. — Такая большая дорожная сумка с лямками через плечо.

— И куда ж она делась? — спросил Аристов, посмотрев почему-то на обер-кондуктора, ответившего ему тревожным взглядом.

— Не могу знать, — тихо ответил Крохов, и краска залила его лицо и уши. — Но я не брал. Я вообще покойников боюсь…

— У вас есть служебное купе? — быстро спросил Аристов.

— Имеется, — ответил Крохов.

— И вы, надо думать, весь путь от Володарова до Ротозеева находились в нем?

— Да. Как только тронулся поезд, я зашел в свое купе и вышел, когда мы стали подходить к Ротозееву.

— И, конечно, не видели и не слышали, входил ли кто в купе к покойному.

— Да, — опустил пылающее лицо Крохов. — Я же был в своем купе.