Безголовый   ::   Вулф Джин

Так вот, беру я в руку желтый, резко пахнущий краской кубик, и почему-то мне кажется, что он жутко смахивает на предмет, что у меня на плечах. Помнится, я с минуту удивленно верчу в руках странную деревяшку, а затем сую в рот. Вот ты, поди, улыбаешься, а у меня до сих пор мурашки по коже. К счастью, я пребольно разодрал десну и с ревом выплюнул кубик, а то бы остался мой рассказ ненаписанным. Я прекрасно помню тот кубик, запах свежей краски, а вот более поздние, подчас более яркие события напрочь стерлись из памяти. Может, ты знаешь, почему так происходит?

Я рос болезненным ребенком. Поэтому, и, конечно, из-за необычного строения тела, я не играл с другими мальчишками, не ходил в походы, не слонялся целыми днями по улицам. В школу меня на собственном латаном-перелатанном «форде» отвозила ма, она же сразу после занятий забирала домой. Педиатр выдал мне бессрочное освобождение от физкультуры. Оно и понятно, какая физкультура при моей-то внешности. Хотя… Позже, в старших классах, мне не раз приходило на ум, что избавь меня тогда взрослые от мелочной опеки, да позволь снимать дурацкий протез с плеч, глядишь, я бы и стал знаменитым гимнастом. Или даже футболистом.

В школе я носил сделанную на заказ голову. К моей нижней челюсти прикреплялась длинная нить, и когда я говорил, голова вместе со мной разевала и захлопывала рот.

Вообще-то, безголовому довольно сложно учиться в средней школе. Я носил рубашку из хлипкого, почти прозрачного полотна, но чтобы видеть доску, приходилось постоянно сидеть за первым столом. Не стану называть свое имя, но если ты помнишь у себя классе тихого парня с невыразительным лицом, всегда сидевшего в первом ряду, так это скорее всего был я. Не помнишь? Ну как же, я тогда еще носил веснушчатую голову с хитро прищуренными глазами и забавным вздернутым носом. Все равно не припоминаешь? Так взгляни на фотографию своего выпускного класса! Правда, на фото все лица невыразительны.

Конечно, в те годы я рос как на дрожжах, и заменять головы приходилось чуть ли не каждый год. Это сейчас я обзавелся постоянной башкой со смазливым личиком, и когда нашептываю в микрофон на животе слова, голос звучит из динамика во рту. Голова вполне сносно сидит на плечах, но как только дверь моей квартиры захлопывается у меня за спиной, оставляя головастых, вечно ухмыляющихся умников снаружи, я тотчас закидываю обрыдший механизм в угол.

Из-за этой-то поддельной головы я и настаивал, чтобы девчонка потушила свет и задернула шторы. Авось ничего не заметит в темноте. Не профессионалка же она, в самом деле.

— Слишком жарко, — жаловалась она.

Тут она права — жара стояла адская, а кондиционера в ее комнатенке почему-то не было.

По ее словам, домовладелец считал кондиционеры излишней роскошью, а коли кто из жильцов такой неженка, то бога ради, он не против, пускай обзаводится дорогой безделушкой за свои кровные.

— Я обязательно куплю себе кондиционер. Вот только поднакоплю немножко, и куплю.

Я сразу смекнул, куда она клонит. Девка, она всегда девка и есть, и вытянуть из мужика хоть что-нибудь — для нее святое дело. Чего еще ждать от особы, с которой познакомился в городском парке на скамейке полтора часа назад? Я вовсе не намекаю, что она так зарабатывает на жизнь. Ведь оглядела же она меня раз сто с головы до пят, прежде чем пригласить в гости, и, должно быть, я ей пришелся по сердцу.

Я спросил, есть ли у нее хотя бы вентилятор.

— Нет, — ответила она.

— Отчего же? — поинтересовался я. — Ведь приличный вентилятор стоит всего ничего, каких-то десяток долларов?

Люстру она потушила, но шторы так и не задернула. Света из окна как раз хватало, чтобы разглядеть наивную улыбку на ее лице.

— Двадцать пять, — ответила она и снова улыбнулась. — Приличный вентилятор стоит никак не меньше двадцати пяти. Я на днях приценивалась.