Череп молчания   ::   Говард Роберт

Море! Гонг был подобен морю, переливающемуся оттенками зелени, то глубокому, то мелкому, никогда не остающемуся в покое, никогда не молчавшему.

Море! Живое, бурное, грохочущее днем и ночью — величайший враг Молчания! Пошатываясь, с кружащейся головой, почти ничего уже не соображая, он схватил нефритовый молот. Колени его подогнулись, но он ухватился одной рукой за край дверного проема, зажав в другой молот смертной хваткой. Молчание обрушилось на него яростной волной.

Кто ты такой, смертный, что смеешь противиться мне? Мне, что древнее богов? Раньше, чем родилась Жизнь, я уже существовало, и буду существовать, когда Жизнь умрет. Молчание царило во Вселенной, пока не родился Звук, и будет царить вновь. Ибо я овладею всем космосом и убью Звук — убью Звук — убью Звук — убью Звук!

Рев Молчания отдавался в пустотах распадающегося мозга Кулла глубоким монотонным рефреном, пока он бил в гонг — вновь — и вновь — и вновь!

И с каждым ударом Молчание отступало — дюйм за дюймом — дюйм за дюймом. Назад, назад, назад. Кулл удвоил силу ударов. Теперь он мог уже слышать далекие слабые звуки гонга, звенящие над невообразимыми безднами тишины, словно кто-то на другом конце вселенной бил по серебряной монете гвоздем от подковы. И с каждым чуть слышным звуком колышащееся Молчание вздрагивало и корчилось. Щупальца его укорачивались и волны опадали. Молчание съеживалось.

Назад, назад, назад… Теперь оно клубилось в дверном проеме, а позади Кулла люди с оханьем поднимались на колени, и их глаза были пусты. Кулл сорвал гонг с подвески, направившись к двери. Он всегда сражался до конца и не признавал уступок. Теперь уже и речи не было о том, чтобы просто заключить ужас. Вся вселенная застыла, наблюдая за человеком, оправдывавшим существование рода человеческого своим стремлением искупить собственную вину и обретающего в том славу.

Он вошел в проем двери, безостановочно ударяя в гонг и пытаясь справиться с напором той силы, что таилась внутри. Вся преисподняя была разверста перед ним той чудовищной тварью, чью самую последнюю твердыню пытался он взять приступом. Все Молчание вновь собралось в этом зале, загнанное обратно непобедимой силой Звука, Звука, слившего в себе все звуки и шумы Земли и заключенного в гонг рукой мастера, давным-давно покорившего и Звук, и Молчание.

И тут Молчание собрало все свои силы для одного последнего удара. Преисподние беззвучного холода и бесшумного пламени окружили Кулла. Ему противостояла тварь стихийная и вещественная. Кутулос говорил, что Молчание было лишь отсутствием звука. Тот самый Кутулос, который теперь корчился во прахе и стенал, заглянув в глаза пустому ничто.

То было нечто большее, чем отсутствие. То было отсутствие настолько полное, что оно стало присутствием. Абстрактная иллюзия, ставшая вещественной реальностью. Кулл пошатывался, слепой, оглушенный, немой, почти потерявший сознание под напором космических сил, сокрушающих его душу, тело и разум. Скрытый змеящимися щупальцами, звук гонга вновь начал замирать. Но Кулл не прекращал ударов. Его измученный мозг раскалывался, но он уперся ногой в порог и мощно рванулся вперед. Он ощущал сопротивление твари, подобно волне плотного огня, более горячего, чем пламя, и более леденящего, чем лед. И все же он продолжал рваться вперед и чувствовал, что она уступает. Уступает…

Шаг за шагом, фут за футом, пробивался он в эту залу смерти, гоня Молчание пред собой. Каждый шаг был вопящей, демонической пыткой. Каждый фут был разверзающимся Адом. Из последних сил, ни на миг не прекращая бить в гонг, Кулл теснил врага, и на лбу его проступала кровь и капала с лица.

За ним люди начинали приходить в себя, слабые и охваченные головокружением после Молчания, вторгнувшегося в их мозг.