Чудесное око   ::   Беляев Александр Романович

Двадцать два года лишений, труда… Бочонки… Шлюпки… Потонуть… и когда – не в бурю, при солнце… Штиль… Мираж… Страшный сон… Кошмар!

– Пассажирам предлагается надеть спасательные пояса, – прогремела команда.

– Боже мой! Боже мой, не оставь меня! – закричал Вильямс и, схватившись за голову, побежал.

Хургес не спеша двинулся к каюте, вынул из чемодана пластинку из тёмного металла с цепочкой и замком на ней, бутылку с герметической крышкой и пошёл на нос корабля.

– Дон Хургес, вы здесь? Я ищу вас по всему пароходу, – окликнул его Вильямс. На нём уже был спасательный пояс. – А почему вы без пояса? Разве это не входит в ваш план?

– Не входит, – ответил Хургес. – Мой друг, бывалый капитан, говорил мне, что он против спасательных поясов: они лишь удлиняют страдания тонущих… Впрочем, это касалось холодных морей. Что же всё-таки случилось с «Левиафаном»?

– Никто ничего не знает. Даже сам капитан, если только он не скрывает причин…

«Левиафан» был обречён, в этом не оставалось сомнений. Корму накрыла вода. Прозвучал приказ: спускать шлюпки. Началась паническая беготня. Возле шлюпок завязалась звериная битва за существование. Хургес оказался прав: шлюпок не хватало.

– Почему вы не спешите к шлюпкам? – спросил Хургес.

– Потому, что я успел наметить свой план и даже осуществить его, – ответил Вильямс. Усмешка мелькнула на его побледневшем лице. – Лишь бы только они не опоздали… О, золото царит над человеком, пока он жив. Я пообещал матросам бочонок… А может быть, всё обойдётся. Радист передал сигнал бедствия, и говорят, что к нам уже спешат на помощь два парохода… Вот они… Вот.

– Пароходы?

– Да нет.

Хургес увидал матросов, которые тащили бочонки, продираясь сквозь толпу к шлюпке, висевшей на носу.

– Садитесь быстрее в шлюпку! – крикнул Вильямс.

– Я ещё не выполнил свой план, – ответил Хургес. Он продел цепочку в звено якорной цепи, щёлкнул замком, прикрепил металлическую пластинку к цепи. Потом быстро написал записку, сунул её в бутылку, плотно приладил герметическую крышку. На удивлённые взгляды Вильямса он кратко ответил:

– Это мой багаж. Итог моей жизни.

Матросы отшвыривали пассажиров и грузили в шлюпку бочонки.

– Перегрузка, – покачал головой Хургес, глядя на тяжёлые бочонки.

– Не могу же я их оставить, – сказал Вильямс.

Шлюпку спустили на воду. Десять матросов, Хургес, Вильямс, бочонки с золотом, сухари, бочка воды… Шлюпка была перегружена и осела до бортов. А за борта цеплялись утопающие. Матросы безжалостно били их по рукам вёслами, ножами и кулаками.

– Успеть быстрее отъехать от тонущего парохода!.. – бормотал Вильямс трясущимися бескровными губами.

Шлюпка не успела отплыть и двадцати метров, как пароход, став носом кверху, пошёл ко дну. Над местом гибели вздыбился огромный столб воды, тяжело осел и хлынул бешеным валом. Вал ринулся на шлюпку.

– Конец! – взвизгнул Вильямс.

– Всякий конец может быть и началом, – спокойно ответил Хургес и швырнул бутылку в воду. Это были его последние слова.

Вода накрыла шлюпку, заглушила последние крики утопающих. Через два часа на место катастрофы прибыл первый пароход, принявший сигналы бедствия.



ЗА МОРСКИМ ОКУНЕМ

На длинном столе – чёрный шар диаметром в полтора метра. Один бок его срезан. Широкое окно выходит на Кольский залив. Там виднеются мачты и трубы траулеров рыбного треста. Однако в окно никто не смотрит. Взоры всех устремлены на чёрный шар. Двенадцать комсомольцев, членов кружка по изучению радиотехники, тесным кольцом обступили стол. Большинство – студенты морского техникума, часть – радисты с траулеров.