Дело о пропавшем боге   ::   Латынина Юлия

Господин Нан вынул надушенную инисской лавандой салфетку, тщательно обтер клевец и сунул его в рукав.

Местный секретарь, изогнувшись, подал инспектору книгу, за которой мятежники не постеснялись явиться в охраняемый дом. В глазах его сияло торжество. Инспектор раскрыл книжку наугад. Бумага была скверная, печать неровная, а страницы засалены, словно у сборника волшебных сказок или неприличных картинок. Нан раскрыл и прочел:

«Когда исчезает общность имущества, человек становится ненасытным, ведь раньше он владел всем, а теперь, сколько бы ни наживал, сможет нажить только часть. Когда исчезает общность имущества, человек становится врагом другим людям и государству, ибо доселе он владел тем же, что и другие, а теперь владеет тем, что отнял у остальных».

Рассуждение было обведено зеленой рамкой, и на полях выведено зеленым же: «Истино так!» С грамматической ошибкой в «истинно».

Инспектор с силой захлопнул томик и вгляделся в обложку. Серая книга, трактовавшая об общности имущества, была отпечатана, судя по шрифту, в той же типографии, что и прокламации бунтовщиков, а принадлежала аравану Нараю — верховному правителю провинции. Точнее, одному из двух верховных правителей. Наряду с наместником.

Происшедшее могло быть объяснено трояко. Во-первых, книгу могли подложить, и тогда это была проделка партии наместника. Во-вторых, книга могла быть настоящей, и тогда араван якшался с бунтовщиками. Бес его знает, чего он хотел, может быть, вещей вполне невинных. Скажем, чтобы бунтовщики по его приказу зарезали наместника, а потом араван, проявляя бдительность, казнил бы бунтовщиков. Наконец, книга могла быть настоящей, но бунтовщики могли с араваном недавно поссориться и прислать товарища не забрать книгу, а привлечь к ней внимание столичного инспектора. Что и было проделано весьма ощутимо. Нечего сказать, привлекли, — и Нан невольно потрогал свой мужской корешок.

В оловянных глазах Бахадна плясала радость.

— Вы посмотрите, — сказал он, — на книге, исписанной рукой мятежника, стоит дарственная печать аравана! Вот до чего доводит излишний консерватизм мнений!

Господин Нан поддел носком сапога валявшуюся в траве веревку.

— Вот до чего доводит взяточничество охранников, — сухо заметил он. Поморщился и вытащил из рукава острый шип черноярки…

— Уж если стража у вас тут двое суток день и ночь ошивается, так хоть бы воды в сад пустили. Сохнет все по такой жаре, одни колючки остались, — раздраженно бросил он. — И снимите, наконец, все это безобразие.

Через минуту охранники в желтых куртках с хрустом, вместе с сучьям, рвали надписи о веке ручных зверей, справедливых чиновников и всеобщего изобилия.

Господин Нан прошел через дом на улицу. Солнце висело над самой головой. Аромат цветущего инча мешался с запахом жареной рыбы и гниющих отбросов.

Обернувшись, как по команде, лицом к казенному паланкину, у замшелого родничка о чем-то переругивались женщины. Стайка голопузых ребятишек гоняла коротконогую мангусту, не оказывая никакого почтения священному зверю. Из-за соседней стены печально и фальшиво свистела флейта.

Господин Нан любезно пригласил судейского секретаря в паланкин и принялся его расспрашивать.

Господин Бахадн старался, как и велено было, понравиться чиновнику из столицы, и смотрел на него виноватыми глазами, словно заочно извиняясь перед императором за все, что творилось в провинции Харайн.