Дорога, откуда не возвращаются   ::   Сапковский Анджей

Самоцвет в диадеме налился молочным блескам. Она стояла над трупом, вытянув руки, зажмурив глаза. Корин таращился, разинув рот. Она склонила голову, шептала что-то, чего он не понимал.

— Греалхан! — выкрикнула.

Папоротник вдруг зашевелился. Корин отскочил, выхватил меч, изготовился к защите. Труп затрепетал.

— Греалхан! Говори!

— Аааааааа! — раздался из папоротника нарастающий хриплый вой. Труп выгнулся в дугу, парил в воздухе, касаясь земли лишь пятками и затылком. Вой прервался, перешел в заглушенное бормотанье, прерывистые, стоны и крики, громкие, но совершенно нечленораздельные. По спине Корина, словно гусеницы, поползли холодные струйки пота. Собрав всю силу воли, он едва удерживался, чтобы не припуститься в лес.

— Огггг… нннн… ннгаррррр… — бормотал труп, драл землю ногтями, кровавые пузыри булькали на его губах. Нарр… еее…

— Говори!

Из протянутой ладони Висенны брызнул туманный лучик света, в нем клубилась пыль. Из зарослей папоротника взлетели рухие листья и ветки.

Труп поперхнулся, захлюпал и вдруг явственно выговорил:

— …шесть миль от ключа на юг. Поо… посылал. В Круг. Парнишку.

Прика… а… зал.

— Кто?! — вскрикнула Висенна. — Кто тебе приказал? Говори!

— Ффффф… ггг… генал. Все письмена, бумаги, амулеты. Перс…стень.

— Говори!

— …ревала. Кащей. Ге…нал. Забрать бумаги. Пер… гаменты. Придет е маааааа! Ээээээээ! Ыыыыыыы!

Голос сорвался на пронзительный визг. Корин не выдержал, бросил меч, зажмурил глаза и зажал ладонями уши. Так он стоял, пока не ощутил на плече чужую ладонь. Задрожал всем телом.

— Уже все, — сказала Висенна, вытирая пот со лба. — Я ведь спрашивала, как у тебя с нервами.

— Ну и денек! — выдохнул Корин. Поднял меч и вложил его в ножны, стараясь не смотреть в сторону неподвижного трупа.

— Висенна?

— Слушаю.

— Пойдем отсюда. И подальше.



***

Они ехали вдвоем на коне Висенны лесной просекой, заросшей, в рытвинах. Она впереди, в седле, Корин сзади, на крупе, обнимая ее за талию. Висенна давно уже привыкла без стеснения утешаться случайными связями, время от времени жертвуемыми ей судьбой и сейчас с удовольствием прислонилась к груди мужчины. Оба молчали.

— Висенна, — почти через час решился Корин.

— Слушаю.

— Ты ведь не только целительница. Ты из Круга?

— Да.

— Судя по тому… зрелищу, ты из Мастеров?

— Да.

Корин убрал руки с ее талии и взялся за луку седла. Висенна зажмурилась от гнева. Он, понятно, этого не увидел.

— Висенна?

— Слушаю.

— Ты поняла что-нибудь из того, что она… что это говорило?

— Не так уж много.

Снова молчание. Пестрокрылая птица, пролетая над ними в листве, громко закричала.

— Висенна?

— Корин, сделай одолжение.

— Да?

— Не болтай. Дай мне подумать.

Просека спускалась вниз, в ущелье где неглубокий ручей лениво струился среди черных пней и валунов; остро пахло мятой и крапивой. Конь оскальзывался на камнях, покрытых илом и глиной. Чтобы не свалиться, Корин снова обхватил талию Висенны. Отогнал навязчивые воспоминания о том, что слишком долго странствует в одиночестве по лесам и дорогам.



***

Деревня состояла из одной улочки, приткнувшейся к горному склону и вытянувшейся вдоль тракта — солома, дерево, грязь, покривившиеся заборы. Едва они подъехали, псы подняли гвалт. Конь Висенны спокойно стоял посреди дороги, не обращая внимания на вившихся вокруг него собак. Сначала никого не было видно. Потом из-за заборов по ведущим с гумна тропкам к ним осторожно приблизились жители, босые и хмурые. С вилами, кольями, цепами. Кто-то наклонился, поднял камень. Висенна подняла руку. Корин увидел, что она держит золотой ножик, маленький, серповидный.

— Я — врачевательница, — сказала она ясно и звонко, хоть и негромко.

Крестьяне опустили оружие, переглянулись.