Ядовитая паутина   ::   Серова Марина

Тем не менее, связь между Валерием Павловичем, Танзанией, мной и тетушкиной радостью по этому поводу по-прежнему оставалась для меня загадкой.

— Так вот, — продолжала тетя, — ты не знаешь самого главного — у него есть сын!

— Да? И от кого же? От местной черной женщины?

Как мне было известно из западного «Сексуального путеводителя по странам мира», если бы не почти пятидесятипроцентная пораженность населения СПИДом, страны Восточной Африки своей фантастической дешевизной и жарким темпераментом чернокожих женщин оставили бы Таиланд — столицу мирового секс-туризма — далеко позади.

Тетя рассмеялась.

— Да нет, Женя. Ребенок у него абсолютно нормальный и даже, — тут она приняла мой шутливый тон, — от белой женщины, которая по странному стечению обстоятельств, к тому же, является его женой.

— Это надо же!? Чего только не бывает в жизни, — притворно вздохнула я.

Теперь глаза тети перестали улыбаться, лицо стало серьезным, а затем приняло просяще-умоляющее выражение.

— Женя, я, конечно, в курсе того, что ты сейчас отдыхаешь, но ты же знаешь, как я обязана Валерию Павловичу, — начала она, преданно заглядывая мне в глаза.

Разумеется, я знала, и подтвердила это ленивым кивком головы.

— Так вот, он хотел бы попросить тебя, чтобы ты позанималась с Андреем, — тут она запнулась и взяла бумажку с записью, — сулахили.

— Суахили, — поправила я.

— Да, да! — обрадованно закивала Мила и, как будто боясь, что я сразу откажусь, стала торопливо приводить все аргументы «за»: — Он хороший умный юноша, знает английский, ты ведь уже какое-то время ждешь клиента, а тебе прилично заплатят. Ты же понимаешь, что сейчас все преподаватели в отпуску… И, вообще, в этом городе ты, возможно, единственная, кто знает сула… сулахили.

— Суахили, — снова поправила я ее.

Это на самом деле могло быть так. Переводчиков суахили в стране действительно не очень много. В «Ворошиловке» языковая подготовка была весьма серьезной, и ее выпускники — все без исключения — стали полиглотами. Хорошее знание одного восточного языка и приличное владение вторым были просто обязательными. Знание же пяти-шести европейских считалось само собой разумеющимся. Вместе со своей подругой по учебе в качестве первого мы выбрали суахили, а вторым — арабский. Причем главным аргументом, решившим выбор, были ее слова, что в Африке мы будем «белыми людьми», а у арабов останемся лишь «недостойными басурманскими женщинами». Впрочем, арабский впоследствии также пришлось усовершенствовать, но только уже не в учебном классе.

— Он очень способный юноша и будет старательно заниматься, — торопясь сказать мне все, прежде чем я войду в ванну, скороговоркой продолжала тетя, — он учится в университете… на психолога! — наконец торжествующе закончила она с таким видом, как будто последний аргумент должен был просто сразить меня наповал.

Сейчас вся обстановка и тетин вид страшно напомнили мне сцену из отличного советского вестерна «Белое солнце пустыни», где красный командир Рахимов уговаривает Сухова взять под свою опеку гарем: «Ну, пойми же ты наконец: сейчас, может, на двести верст вокруг никого наших нету». И я, как Сухов, уже зайдя в ванну и сбросив купальник, ответила:

— Это точно…

Сидя в ванной и наслаждаясь струйками прохладной воды, я думала об одном из вечных русских вопросов: ну почему, если не всегда, то, по крайней мере, очень часто, когда человеку что-то необходимо — этого нет, а стоит ему расхотеть — так, пожалуйста, — бери, не хочу? Сидишь — ждешь клиента — мертвая тишина, устраиваешь себе каникулы — и работа тут же сама идет к тебе. Хоть и не по основному профилю.