Фирмамент   ::   Савеличев Михаил

Ему бы понравилось пообщаться с господином. Хотя, какие здесь господа...

Скрючившись, уткнувшись лицом в ледяные колени и вдыхая ледяной воздух, она старалась не думать и не вспоминать. Слишком много воспоминаний и слишком часто приходится проходить по ним черной краской, да так, чтобы никто ничего не заметил. Это не тайна, это - душа. Они хотят тайн, но ему, голосу за спиной, нужна ее душа. Уж такое она могла почувствовать. Вывернуть, выжрать изнутри все, что дорого, и все, что неприятно; высосать и выплюнуть на серый пол. Педантичность была спасением - если приходят, значит она еще нужна, полезна.

Ремни затягивали на руках и ногах, поперек груди и живота обхватывали стальные обручи, а она никак не могла взять в толк - зачем нужны подобные предосторожности. Работающие вполсилы и часто барахлящие гравиконцентраты порой дарили иллюзорное ощущение легкости и повиновения тела. Иногда ангел подходил совсем близко, так что свет проникал даже под плотно сжатые веки, брал ее за руку и плакал. Обжигающие слезы падали на колени, он склонялся все ниже, ниже (его дыхание ощущалось на ладони) и несильно прикусывал ей палец. В такие мгновения что-то сжималось в ней, леденело, словно от страшной потери, но она не находила в себе сил и на слезинку. У нее не было сил. Не было сил даже упасть.

Зеркало. Иногда она мечтала посмотреть на себя в зеркало. Когда-то самолюбование дарило ощущение силы - могучей, таинственной, всепроникающей. "Секс правит миром!" - был девиз Организации. "Это не только мир старых пердунов, - говорил ей руководитель. - К счастью для тебя, это еще и мир старых козлов-педофилов". Гормоны всегда в цене. За них платили информацией. Проклятые нейрочипы были похуже СПИДа - механизм передачи тот же, но они делали беззащитными не тела, а души. Теперь она в полной мере сама могла насладиться их прелестью. А до этого только хотелось блевать от очередного потного и похотливого козла. Она тогда твердо решила, что миру она не нужна. А еще она поняла, что миру вообще никто не нужен. И когда очередной старый пердун начинал пускать слюни, она впивалась зубами ему в горло. Мертвые тоже умеют говорить.

Иногда казалось, что вырубленный в скале куб с круглой дверью и вентиляционным отверстием вдруг становится больше и холоднее. Ей хотелось, чтобы она не выдержала холода, но организм как-то претерпевался, выживал помимо ее желания, заставлял снимать рубашку и голой спать на ней. Наверное, так было теплее. Спать. Смешное слово. Точнее - еще одна пытка в их длинной череде. Бредить, агонизировать, подыхать - вот более близкий ряд названий тому, что происходило на стылом полу. Она шла по лезвию между серой стеной камеры и тьмой собственного сна, но даже они не были милосердны. Здесь не могут сниться цветы и голубое небо. Ей казалось, что вместе с ней на пол падала и Крышка, которую она держала на своих плечах, и легкие лишь с трудом отвоевывали свое право дышать. Неужели так было проще?

Шаг, еще один шаг, еще один, движение вперед только затем, чтобы не упасть. Она падала. Ох, как она падала. Валялась у них в ногах, унижалась, предлагала себя, хотя как можно предлагать то, что тебе уже не принадлежит? Она умела унижаться. Это первое, чему научил ее господин. "Нельзя просить, нужно унизиться, превратиться в грязь у ног того, кто сильнее тебя". Как он был прав! Она умела унижаться, но не унижалась, словно, несмотря на то, что тело ее рыдало, валялось в ногах, преданно заглядывало в глаза и лизало ботинки, несмотря на все его гадкие выверты внутри оставался какой-то металлический стержень, который не удавалось переломить. Словно кто-то в ней со стороны наблюдал за этим отвратным пресмыканием и сохранял абсолютное спокойствие.