Град обречённый   ::   Стругацкий Борис

- И он утверждает, что самые лучшие женщины, каких он когда-либо знал, - это русские женщины. Эмигрантки в Харбине.

Он замолчал, уронил окурок и старательно растер его подошвой блестящего штиблета.

Андрей сказал:

- Какая же она русская? Сельма, да еще Нагель.

- Да, она шведка, - сказал Кэнси. - Но все равно. Это был рассказ по ассоциации.

- Ладно, поехали, - сказал Дональд и полез в кабину.

- Слушай, Кэнси, - сказал Андрей, берясь за дверцу. - А кем ты был раньше?

- Контролером на литейном заводе, а до того - министром коммунального...

- Да нет, не здесь, а там...

- А-а, там? Там я был литсотрудником в издательстве "Хаякава".

Дональд завел двигатель, и старенький грузовик затрясся и залязгал, испуская густые клубы синего дыма.

- У вас правый подфарник не горит! - крикнул Кэнси.

- Он у нас сроду не горел, - отозвался Андрей.

- Так почините! Еще раз увижу - оштрафую!

- Понасажали вас на нашу голову...

- Что? Не слышу!

- Бандитов, говорю, лови, а не шоферов! - проорал Андрей, стараясь перекричать лязг и дребезг. - Дался тебе наш подфарник! И когда только вас всех разгонят, дармоедов!

- Скоро! - крикнул Кэнси. - Теперь уже скоро - не пройдет и ста лет!

Андрей погрозил ему кулаком, махнул Вану и ввалился на сиденье рядом с Дональдом. Грузовик рванулся вперед, чиркнул бортом по стене в арке ворот, выкатился на Главную улицу и круто повернул направо.

Устраиваясь поудобнее, так, чтобы пружина, вылезшая из сиденья, не колола в зад, Андрей искоса поглядел на Дональда. Дональд сидел прямо, положив левую руку на баранку, а правую - на рычаг переключения скоростей, надвинув шляпу на глаза и выставив острый подбородок, и гнал во всю мощь. Он всегда ездил так, "с максимальной разрешенной скоростью", не думая даже тормозить перед выбоинами на асфальте, и на каждой такой выбоине в кузове тяжело ухали баки с мусором, дребезжал проржавевший капот, а сам Андрей, как ни старался упираться ногами, подлетал и падал в точности на острие проклятой пружины. Только раньше все это сопровождалось веселой перебранкой, а сейчас Дональд молчал, тонкие губы его были крепко сжаты, на Андрея он не смотрел вовсе, и потому чудился в этой обычной тряске какой-то злой умысел.

- Что это с вами, Дон? - спросил Андрей наконец. - Зубы болят?

Дональд коротко дернул плечом и ничего не ответил.

- Правда, вы какой-то сам не свой последние дни. Я же вижу. Может быть, я вас обидел как-нибудь нечаянно?

- Бросьте, Андрей, - проговорил Дональд сквозь зубы. - При чем здесь вы?

И опять Андрею почудилось в этих словах какое-то недоброжелательство и даже что-то обидное, оскорбительное: где уже тебе, сопляку, меня, профессора, обидеть?.. Но тут Дональд заговорил снова:

- Я ведь не зря сказал вам, что вы счастливый. Вам и в самом деле можно только позавидовать. Все это идет как-то мимо вас. Или сквозь вас. А по мне это идет, как паровой каток. Ни одной целой кости не сталось.

- О чем вы? Ничего не понимаю.

Дональд молчал, искривив губы. Андрей посмотрел на него, невидящими глазами поглядел вперед на дорогу, снова покосился на Дональда, почесал себе макушку и расстроенно сказал:

- Честное слово, ничего не понимаю. Так вроде все хорошо идет...

- Потому я вам и завидую, - жестко сказал Дональд. - И хватит об этом. Не обращайте внимания.

- То есть как не обращать внимания? - сказал Андрей, совсем расстроившись. - Как это я могу не обращать внимания? Мы здесь вместе... вы, я, ребята... Конечно, дружба - это большое слово, слишком большое... ну, просто товарищи... Я бы, например, рассказал, если что... Ведь никто же не откажется помочь! Ну, сами скажите: если бы со мной что-нибудь случилось и я бы попросил у вас помощи, вы бы мне отказали? Ведь не отказали бы, верно?

Правая рука Дональда оторвалась от рычага и легонько потрепала Андрея по плечу. Андрей замолчал.