Игра теней   ::   Кук Глен

Тогда я поставил вопрос на голосование. Мурген и Госпожа воздержались. Масло с Ведьмаком были за ночлег на постоялом дворе. Одноглазый же с Гоблином все косились друг на друга, ожидая точки зрения другого, чтобы немедля взять противную сторону. Тогда я сказал:

– Ладно, едем и ночуем. Эти клоуны добираются разойтись во мнениях, в любом случае большинство – за ночлег на постоялом дворе.

И колдуны наши немедля скорешились и тоже проголосовали «за» – просто затем, чтоб я оказался в дураках.

Через три минуты впереди показался обветшавший постоялый двор. В дверях, изучающе глядя на Гоблина, торчал какой-то мрачный тип. Другой такой же восседал в расшатанном кресле, прислоненном спинкой к стене, и пожевывал соломинку или, может, щепку. Стоявший в дверях отодвинулся, пропуская нас.

* * *



Ведьмак назвал тех, чью работу Мы видели на дороге, серыми. Но серую униформу носят как раз там, откуда мы прибыли. И я спросил того, в кресле, на форсбергском, самом употребительном в северных подразделениях:

– Постояльцев принимаете?

– Ага.

Глаза сидящего сузились. Он явно что-то прикидывал в уме.

– Одноглазый, Масло, Ведьмак, позаботьтесь о лошадях! – И мягенько: – Гоблин, ты что-нибудь почуял?

– Кто-то только что вышел с заднего хода. Внутри все встали. Но начнется, пожалуй, еще не сейчас.

Сидящему в кресле не понравились наши перешептывания.

– На сколько думаете остаться? – спросил он. Тут я углядел и татуировку на запястье – еще один верный признак северянина.

– До завтра.

– У нас переполнено, но уж как-нибудь вас устроим.

Однако нахальства ему не занимать…

Паучары они, эти дезертиры. Постоялый двор – паутина, здесь они намечают жертву. Но всю грязную работу проделывают на дорогах.

Внутри царила тишина. Войдя, мы оглядели мужчин и нескольких женщин очень уж затасканного вида. Чернуха ощущаема во всем. Обычно придорожные гостиницы – предприятия семейные, в них полно детишек, стариков и прочих чудаков всех промежуточных возрастов. Здесь – ничего подобного. Только крепко сбитые мужики да дамы определенного сорта.

Неподалеку от двери в кухню стоял большущий свободный стол. Я сел, привалившись спиной к стене. Рядом плюхнулась Госпожа. Однако и зла же она! Не привыкла, чтобы смотрели на нее таким образом, как смотрят эти. Сохранила свою красоту, несмотря даже на дорожную пыль и походное тряпье…

Я положил руку поверх ее кисти – – жест скорее умиротворения, нежели обладания.

Пухленькая девчушка лет шестнадцати с затравленным взглядом коровьих глаз подошла спросить, сколько нас, какая еда нам нужна и какое жилье, греть ли воду для мытья, надолго ли останемся и какого цвета наши монеты. Спрашивала она равнодушно, но правильно, – хотя безнадежно, переполненная страхом совершить случайную ошибку.

Интуиция моя определила ее как члена семейства, по праву управляющего постоялым двором. Я бросил ей золотой. Этого добра у нас – после разграбления той самой имперской казны и бегства , из Курганья хватало. Блеск монеты тут же отозвался блеском в глазах мужиков, изо всех сил старавшихся наблюдать за нами незаметно.

Тут подоспел Одноглазый с остальными, тащившими стулья для себя.

– Там, в лесу, сейчас суматоха! – шепнул Гоблин. – Они строят кое-какие планы насчет нас.

Левый угол его рта растянулся в лягушачьей ухмылке. Очевидно, у него имелись собственные планы. Он всегда любил заставлять врагов заманивать в засаду самих себя.

– Разные бывают планы, – г сказал я. – Если они – бандиты, пускай перевешают друг друга.

Он попросил подробностей – порой мои замыслы еще отвратительнее его собственных. Это оттого, что я давно утратил чувство юмора и действую по правилу: чем непригляднее, тем смешнее.

* * *



Поднялись мы еще до рассвета.