Эффект Лазаря (Пандора - 2)   ::   Херберт Фрэнк

---------------------------------------------

Херберт Фрэнк &Рэнсом Билл

Эффект Лазаря (Пандора - 2)



Фрэнк Герберт, Билл Рэнсом

Эффект Лазаря

(Пандора - 2)

Пер. с англ. Э. Раткевич

Роман классика современной фантастики Фрэнка Герберта, впервые

переведенный на русский язык, продолжает историю освоения водного

мира, начатую в романе "Ящик Пандоры". С тех пор как погиб

последний из естественных островов Пандоры, минуло несколько

поколений. Общество планеты расслоилось на островитян, по воле волн

дрейфующих в своих органических городах, и мутантов-морян, для

которых вода стала родной стихией. Напряжение между ними растет,

готовое вылиться в открытый конфликт. Все надежды на второе

пришествие Корабля, ставшего для людей этого мира воплощением

Господа Бога.

Брайану, Брюсу и Пенни - за те

годы, что они ходили на цыпочках,

покуда папа работал.

Фрэнк Герберт

Всем целителям, что облегчают

наши страдания; всем, кто кормит

ближних, прежде чем требовать от них

добродетели; всем нашим друзьям - с

любовью и признательностью.

Билл Рэнсом

Анналы утверждают, будто двойная

система не способна поддерживать

жизнь. Но мы нашли жизнь здесь, на

Пандоре. За исключением келпа - она

была враждебной и смертоносной, но

все же это была жизнь. Гнев Корабля

отяготел над нами, ибо мы уничтожили

келп и нарушили равновесие этого

мира. Мы, немногие выжившие, зависим

от бесконечного моря и ужасных причуд

двух солнц. То, что мы вообще выжили

на наших хрупких клон-плотах,

проклятие в той же мере, что и

победа. Это - время безумия.

Из дневников Хали Экель

Дьюк почуял запах горелой плоти и паленого волоса. Он чихнул, снова чихнул и заскулил. Его единственный зрячий глаз слезился и болел, когда он попытался открыть его рукой. Его мама была вне. Слово "вне" он мог произнести, хотя не мог бы точно определить местоположение и форму этого "вне" - только знал смутно, что живет на клон-плоту, принайтованном к черному каменному утесу, единственному остатку суши Пандоры. Еще он мог выговорить "ма" и "горит". Запах гари усилился. Дьюк испугался. "Может, нужно что-то сказать?" - подумал он. По большей части он не говорил: мешал нос. Зато мог высвистывать носом. Мама его понимала и свистела в ответ. У них было более сотни таких свистослов, понятных обоим. Дьюк наморщил лоб при этом его толстенький носик развернулся - и засвистел, поначалу вопросительно, чтобы узнать, нет ли матери поблизости.

"Ма? Где ты, ма?"

Он пытался уловить шлепанье босых пяток по мягкой палубе плота, которое не спутал бы ни с каким другим.

От запаха гари стало трудно дышать. Дьюк чихнул и прислушался: по коридору сновало множество ног - такого топота ему и слышать-то не доводилось - но ни одни из них не принадлежали ма. Раздавались крики - все сплошь слова, которых Дьюк не знал. Он сделал глубокий вдох и издал самый громкий свист, на какой только был способен. Его тоненькие ребра мгновенно разболелись, а голова закружилась.

Никто не ответил. Вход оставался закрытым. Никто не вынул его из-под сбившегося одеяла и не прижал к себе.

Преодолевая боль в груди, Дьюк разлепил правое веко двумя отростками правой руки и обнаружил, что комната погружена во мрак - лишь тонкая биомасса стены слабо светилась в темноте. Мрачный оранжевый свет отбрасывал на пол жуткие отсветы. Едкий дым висел под потолком, как облако, протягивая к лицу Дьюка маслянисто-черные щупальца. К топоту и крикам за стеной прибавились новые звуки. Стало слышно, как за рдеющей стеной волокут и роняют что-то тяжелое. Охваченный ужасом, Дьюк свернулся под одеялом в комочек.

Дым был влажным и горьким - совсем не таким приторным, как в тот раз, когда обогреватель прожег стенку.