Алмазы Якутии   ::   Серегин Михаил Георгиевич

Зачем он, хранивший тайну почти сорок лет, вдруг рассказал о спрятанном ящике с несколькими килограммами алмазов? Сейчас он и не смог бы ответить на этот вопрос. Наверное, захотел сделать свою дочь счастливой. Но разве могут камни сделать кого-то счастливым? Он вспомнил, что из-за этого проклятого ящика забрали отца и мать, а его самого отправили в интернат, по малолетству. Родителей своих он так больше и не увидел. Даже не знал, что с ними сталось. Когда вернулся на родину, уже совершеннолетним, никто о них ничего не знал.

Эти мысли промелькнули в голове Кюкюра за одно мгновение. Пока он молча смотрел на Шепелева.

– Ну что, аксакал, – помолчав, спросил тот, – так и будем молчать?

Изъеденное оспинами лицо Шепелева сильно раскраснелось. Почти так же как на вечеринке в ресторане «Алдан». Он ослабил узел галстука, словно ему было трудно дышать, и расстегнул ворот сорочки.

– Давай, Кюкюр, – снова вздохнул Семен Никанорович, – говори, где камни, и расстанемся с миром.

– Какие камни? – широкоскулое лицо Кюкюра изображало полнейшее непонимание.

– Не вешай мне лапшу, якут! – Шепелев с силой хлопнул ладонью по столу. – Я тебя за яйца подвешу и буду трясти, пока ты мне все не выложишь!

– Я говорил в ресторане, да, – кивнул Таныгин.

– Ага, говорил, – насторожился Шепелев, – теперь повтори еще раз.

– Это все сказка, легенда, «Олонхо«, – скороговоркой произнес Кюкюр.

– Какое «Олонхо«?! – взревел Шепелев. – Ты мне мозги не пудри.

Лицо Семена Никанорыча напоминало доменную печь в действии.

– Нет никаких алмазов, Семен Никанорович, – покачал головой Таныгин, – все это предания.

– Нет, якут, алмазы есть. И ты мне все про них расскажешь. А чтобы ты начал лучше соображать, я тебе тоже кое-что скажу.

Он поудобнее устроился на стуле, поставив локоть на стол.

– Знаешь, – доверительно сообщил он, – я ведь здесь не первый год живу. И о той истории с исчезнувшими камушками, предназначавшимися для Гохрана, знаю не понаслышке. Я тогда тоже был в той банде, которая напала на конвой. Но меня в тот день оставили присматривать за хозяйством, так сказать. Наши даже не подозревали, что в машине будут солдаты, которые их всех перестреляли. Тогда мне было восемнадцать. Знаешь, каково мне было, когда я узнал, что мой отец погиб в этой перестрелке? Твои родители тоже пострадали, я знаю. Я остался здесь и дал себе клятву, что непременно отыщу эти алмазы, чего бы мне это ни стоило.

Шепелев вздохнул еще раз.

– Я ждал тебя, – продолжил Семен Никанорович, – ты вернулся. Только я тебя не признал. Столько лет уж прошло. Да ведь я тебя и не знал как следует, только по описаниям. Я ведь несколько лет спустя после перестрелки пытался кое-что выведать. Но тщетно. Все как в рот воды набрали. Скорее всего, никто и в самом деле ничего не знал. Ведь это вы с папашей спрятали ящик. И никто вас не видел.

– Нет, – Кюкюр помотал головой, – мы ничего не прятали.

– Ну, ну, Таныгин, – Шепелев оскалил зубы в ухмылке, – не надо… Когда я услышал о ящике с алмазами, сразу понял, что это ты. Тебе ведь тогда было около десяти, верно? Сейчас тебе полтинник, значит, все сходится. Я наводил о тебе справки. Спецприемник в Новосибирске, потом интернат. Государство о тебе позаботилось. Потом ты все-таки вернулся. Родина зовет. А может, алмазы, а, Кюкюр? Там же камней почти на сто миллионов. Долларов, Кюкюр. Дол-ла-ров! Знаешь, я даже готов с тобой поделиться. Сколько тебе нужно для полного счастья, а? Хочешь, я дам тебе миллион? Мало? Два, три миллиона. Это сумасшедшие деньги. Ты даже представить себе не можешь, какие это деньги. Будет на что свадьбу сыграть.

Шепелев проглотил слюну, выделившуюся от избытка чувств.

– Мы отправим камни в Антверпен, – продолжал рассуждать он, – на аукцион. Ты же знаешь, у меня есть каналы.