Клятва воина   ::   МакКенна Джульет Энн

Глупость собиралась убить их вожака, глупость и мой меч, но если кто-нибудь из них решит бежать, я не стану тратить время на погоню.

Размахивая свободной рукой, Сквернослов ринулся на меня. Я шагнул в сторону, отбив его клинок плоской стороной меча. Главарь снова замахнулся, намереваясь раскроить мне череп, и я тут же всадил отточенную сталь ему под мышку. Сквернослов рухнул, как прорванные винные мехи, на губах запенилась кровь, заглушая крики паники и боли. Остальные выругались на гортанном лескарском, и один бросился ко мне – видно, роднили его с главарем не только вши, но и тупость. Уверенно стоя на ногах, я рубанул мечом на уровне живота. Инстинктивно парируя, разбойник пошатнулся, но быстро вернул равновесие и снова рьяно начал атаковать. Я с легкостью уклонился от удара и нацелился на его колени, но мерзавец вовремя отпрыгнул вбок, и я вдруг оказался один против двоих: его сообщник обнаружил в себе некое подобие мужества.

Будь у них больше выучки, нежели просто знания, с какого конца у меча рукоять, мне пришлось бы несладко, но несколько стремительных ударов повергли первого на колени, и он сжал кровавый обрубок, который был когда-то его правой рукой. Я врезал ему кулаком, и он уполз в кусты, воя сквозь разбитые губы. Тем временем второй бандит, который до сих пор не решался вступить в бой, бросился наутек как ошпаренный пес, скользя по кромешной грязи. Он так спешил унести свою обезображенную шкуру, что даже не догадался поймать мою лошадь.

Я смотрел на оставшегося парня. Слезы прорезали бледные бороздки на его чумазом лице, из кривого носа текли сопли; он в ужасе пыхтел сквозь сломанные зубы. Жизнь пинала малого в лицо еще до того, как он научился ходить.

Я с трудом обуздал свой гнев. Это был длинный и не очень счастливый для меня сезон, что не могло служить оправданием моей безотчетной ярости, даже если она воспламенилась из-за безвременной гибели Айтена, – я не имел права потворствовать таким чувствам.

Я быстро огляделся. Моя лошадь мирно паслась на клочке молодой травы, и у меня мелькнула мысль просто отпустить мальчишку. Но нет, прокляни его Даст, он ничем не заслужил подобной милости. Я сделал финт и, пока этот щенок впустую махал своим дрожащим оружием, приставил клинок к его горлу. Парень выронил неопрятный меч, и пар заклубился вокруг его ног – со страху малявка намочил штаны.

– П-пощадите, п-пощадите, – взмолился он. – П-пожа-луйста, ваша честь, я больше не буду, клянусь любой клятвой, какой хотите, пощадите, сжальтесь, Сэдрин спаси меня…

Я вдавил лезвие в мягкую кожу, чтобы заставить парня умолкнуть. Можно ли ему доверять? Я сомневался. Что этот малый знает о чести в стране, где так называемые дворяне меняют верность с каждым проходящим сезоном, дерясь за преимущество с соперниками-герцогами, которые ухлопали десять поколений на пустую борьбу за ничего не стоящий трон?

– Я клянусь, – проскулил он, отчаянно пытаясь сглотнуть и при этом не перерезать себе горло.

Однако вопрос здесь стоял не о его чести, но о моей честности и самоуважении. Как я могу убить какого-то глупого мальчишку, который умоляет о пощаде, лихорадочно предлагая мне свою ничтожную клятву?

– Ложись! – рявкнул я, и парень тут же плюхнулся в грязь.

Тяжело придавив сапогом его шею, я зашвырнул его меч в самую гущу колючек. Затем приложил свой клинок к его лицу.

Красный, покрытый коркой глаз, мигая, косился на окровавленное острие, когда я медленно провел по щеке мальчишки холодной сталью.

– Лежи и не шевелись, пока не услышишь стук копыт моей лошади. Если снова увижу тебя по эту сторону Иного мира, выпотрошу как селедку, понял?

Он лихорадочно закивал, зыркая на своего бывшего главаря, лежащего смятой грудой, – жизнь вытекала из него в запекшуюся грязь.