Колодец старого волхва   ::   Дворецкая Елизавета

Горшки побиты, куры поедены, хоть сам на солнышко кукарекай!

Надежа и Гостемир засмеялись.

— Выпей-ка квасу ради праздника! — весело сказал Надежа и взял со стола деревянный ковшик с ручкой в виде утиной головы. — Разом на сердце полегчает!

— Мутно на душе, коли пива нет в ковше! — засмеялся Гостемир.

— Какой такой праздник? — прогудел Шумила, вытирая рукавом выпуклый, блестящий от пота лоб. Выговорившись, он заметно поостыл и теперь переводил дыхание, как после трудной работы.

— Как какой? Лелин велик день же ныне! — воскликнул Надежа, наливая квасу из большой корчаги. — Стареешь, брате, стареешь, беда! Девичий праздник забыл! А ведь в молодые-то годы только и ждал, а? — Надежа подмигнул гостю, протягивая ему ковшик с квасом, и все трое заулыбались, вспоминая, как ждали когда-то в юности начала весенних хороводов и игрищ.

Словно отозвавшись на перемену разговора, в переднюю клетушу вышла наконец Медвянка. Поклонившись гостям, она повернулась, чтобы отец мог ее оглядеть. Прервав разговор, Надежа и оба гостя залюбовались ею. Не зря Медвянка надеялась и сегодня, третий год подряд, представлять богиню-Весну в игрищах и обрядах Лелиного велика дня. У нее были красивые карие глаза, блестящие, как темный янтарь, тонкие черные брови, словно прочерченные угольком, румянец горел на ее щеках непреходящей зарей. Уголки ее ярких губ были чуть приподняты, и это придавало подвижному лицу девушки выражение смешливого задора. Хороши были и волосы цвета темного меда, густые, тонкие, вьющиеся на висках и надо лбом легкими завитками, и в каждом волоске горел солнечный луч. Богиня Лада одарила Медвянку красотой, Мать Макошь дала ей легкий, веселый и бойкий нрав. Отец не чаял в ней души, все парни Белгорода не отводили от нее глаз.

Сегодня она чувствовала себя особенно красивой и нарядной, постаравшись в честь богини Лели. Наряды были единственным рукодельем, на которое Медвянка не жалела трудов: ее верхняя рубаха из красноватого полотна была расшита многими полосами цветной тесьмы, из-под нее виднелся подол нижней рубахи, покрытый многорядной вышивкой. На руках звенели витые серебряные обручья, на груди блестели бусы из красно-рыжего сердолика и желтого янтаря.

— Ах, хороша у тебя дочь! — одобрительно кивая, воскликнул Гостемир. — Хороша! Истинно, сама Леля-Весна! Будь я на двадцать лет помоложе да будь холостой, беспременно бы посватался!

— Спасибо на добром слове, да у нас в городе и своих женихов достанет! — весело ответил Надежа, со значением поглядев на дочь.

Медвянка фыркнула, подняла к лицу рукав — вспомнила о Молчане.

— Да уж я видал вчера! — тоже вспомнив вчерашний вечер, сказал Гостемир, подкручивая ус. — Женихов вам не с собаками искать!

— Собаками со двора гнать! — сдерживая смех, отозвалась сама Медвянка. Она знала, что в городе будет много болтовни про вчерашнее неудачное сватовство, что многие, особенно имеющие дочерей на выданье, будут осуждать ее за разборчивость, но ее это не беспокоило. Она очень любила, когда о ней все говорили.

— Ох, боги светлые! — Лелея недовольно вздохнула. Со вчерашнего вечера она только жаловалась, но против отказа жениху возражать не стала. С одной стороны, иметь в зятьях такого толкового и надежного человека, как Молчан, было бы хорошо, но Лелея была неглупа, хорошо знала свою дочь и не могла не понимать: Медвянка и Молчан совсем друг другу не подходят, в семье их не было бы лада. А без лада какое счастье?

— Макошь-Матушка ее дух, видно, из ветра сотворила! — качая головой, приговаривала Лелея. Старшая дочка, всегда готовая болтать, смеяться, петь, плясать хоть до зари, не была охотницей до домашней работы, и это не нравилось городничихе.

— Не ворчи, матушко! — защищал свою любимицу Надежа.