Конфликт местного значения   ::   Воронин Андрей

Когда Цыганенок проснулся, Старик еще спал. Он осторожно, чтобы не разбудить, выполз из-под сонной старческой руки, тихонько встал и пошел наверх. Здесь же, у подъезда, помочившись, Цыганенок захотел выглянуть на улицу, где сейчас было на редкость тихо. Где-то далеко ворочалась затихающая канонада. Еще раз прислушавшись и не услышав рокота "самохода", он завернул за угол, но дальше не пошел. Перед ним лежал труп. Цыганенок волей-неволей привык к мертвецам, и сейчас трупы уже не вызывали в нем такого панического страха, как тот, первый, бабушкин, полтора года назад. Hо этот человек ("бывший" человек, - поправил он себя) был поразительно похож на отца. Те же пышные усы, чуть горбатый нос, тот же разрез глаз, немного скуластое лицо. Даже многодневная щетина покойника напоминала отцовскую, когда он после недельного отсутствия возвращался домой, подхватывал сына на руки и щекотно терся колючей щекой по лицу. От отца пахло пылью, потом и еще совсем чуть-чуть кисло пахло порохом. Цыганенок зашмыгал носом.

Автомата на повстанце (в том, что это повстанец, не было никаких сомнений) не было, его забрали "лиловые береты", но сбоку, в неестественно вывернутой руке, засунутой за спину, Цыганенок увидел краешек черной ребристой рукояти пистолета и перестал сопеть. Мертвец все так же смотрел в серое небо. Решив что-то про себя, Цыганенок подошел к трупу и попробовал вытащить пистолет. От "бывшего человека" тошнотворно пахло паленым. "Макаров" не вытаскивался. Цыганенок закусил губу и, сдерживая наворачивающиеся слезы, рванул изо всех сил. Мертвая рука подалась, и от неожиданности Цыганенок, потеряв равновесие, шлепнулся на тощий зад. Он услышал окрик и обернулся. Сзади стоял Старик. Он был очень сердит, объяснять ему что-либо было некогда и бесполезно, поэтому Цыганенок подхватил выпавший из холодных пальцев пистолет и помчался прочь, перепрыгивая через лужи, навстречу еле слышному шуму "самохода". Старик, изрыгая проклятья, ковылял за ним. Цыганенок проскочил двор, протиснулся в щель развороченного здания и вылетел на улицу. "Самоход" оказался неожиданно близко. а нем сидело много пятнистых, очень много. Цыганенок выбрал чисто одетого человека в фуражке, поднял увесистый пистолет и нажал на курок...

Старик, добравшийся только до середины двора, рвал седые волосы.

* * *

- Ублюдки, просто черножопые ублюдки, эти горцы! - орал Hикита в ухо Косому. Косой смущенно улыбался. - ...И все бы ничего, но когда они убили Мишку, Мишку, который меня на руках из горящей школы вынес. Да я бы напалмом их всех и дело с концом, - втолковывал пожилому "прапору" чернявый коренастенький рядовой из второй роты. - Вот ты, - продолжал Hикита, - хоть и косой, а гранатометчик отменный, ничего не скажешь...

Косой, снова смущенно улыбаясь, поправил ремень "калаша" с подствольником и хотел возразить, что вот, например, Лев Толстой вовсе не поощрил бы... Hо откуда-то сбоку вылез на дорогу мальчонка лет шести, из местных. Все с интересом посмотрели на него. Мальчонка глядел исподлобья, взглядом волчонка, и вдруг поднял правую руку, придерживая левой... Черт! у него "макар"! Hикита рванул автомат, но пацан успел первым. Успел два раза выстрелить, прежде чем его буквально разорвало на куски залпом из семи "калашей". А Сенька, Семен Болдырев, уже отбарабанивший свое, уже переодевшийся в "парадку" и имевший в военнике запись "демобилизован из Вооруженных Сил", Сенька, только что заразительно хохотавший над неприличным анекдотом, обмяк, накренился и упал с "бэтэра" лицом вниз. Его фуражка с офицерским шнурком, с таким трудом добытым к дембелю, откатилась к тому, что осталось от дерзкого парнишки.

Косой сидел, вытаращив глаза, и только переводил взгляд с мертвого Сеньки на Hикиту, а с Hикиты на того пацана.