Кто же он   ::   Мельгунов Н А

- Покупать на аукционе я ничего не намерен, - сказал я наконец, - но если вы там будете... - По крайней мере, для нас приезжайте туда, - прибавила Глафира тихим голосом. - Ну а роль Чацкого, comment va-t-il (Как она идет? (франц))? - спросила у меня Линдина. - Она, право, выше сил моих, - отвечал я. - Не слушаю вашей отговорки, - возразила Марья Васильевна, - завтра вечером репетиция - и вы наши. Мои Петр Андреич играет Фамусова, а Глафира - Софью: это решено. Кстати, что твои глаза? - прибавила она, обратись к дочери. - Что, все еще красны? Вообразите, простудила глаза - и не бережется. Смотри, не три же их. Я знал, отчего красны глаза ее, и что это вовсе не от простуды. Желая прекратить сей разговор, я обратился было опять к роли Чацкого, как вошел в ложу Петр Андреич с веселым, лучезарным лицом. - Сейчас в коридоре я встретил, - сказал он, - одного старого знакомого и сделал важное приобретение. - Что такое? Уж не купил ли подмосковной, которую ты для меня давно торгуешь? - весело спросила Линдина. - Нет, душенька, не то: я отыскал отличного Чацкого, и если только позволите... Последние слова относились ко мне, и я с радостию готов был уступить роль свою, но Марья Васильевна не дала мне отвечать. - Какого Чацкого? - вскричала она. - Разве есть на свете Чацкие? - Не то, душа моя, ты меня не понимаешь. Вот в чем дело: когда я служил в Петербурге, тому назад лет тридцать, то был знаком с одним премилым человеком, не помню его фамилии, и как бы ты думала? Представь: сейчас встречаю его - ест мороженое... - Так что же? - Как что? Узнаю его с первого взгляда: чудак нисколько не переменился, между тем как я успел состариться. - Да ты, друг мой, не бережешь себя, - возразила жена с тяжким упреком. - Возможно ли? Ездишь каждый день в клуб, какова бы ни была погода, и просиживаешь там до часу, до двух ночи! - Полно, полно, mon amour (моя дорогая (франц.)), отвечал муж, - вспомни, что когда бы я не был стариком, то не играл бы Фамусова. Ха, ха, ха - нашелся! Не правда ли? - Конечно, - сказал я, улыбаясь, - мы были бы лишены удовольствия видеть вас в роли, но... - Комплимент, еще не заслуженный, - отвечал довольный Линдин, - и, в отмщение, я лишаю вас роли Чацкого. Но, прибавил он, пожав мне руку, - мы с вами без церемонии, и вы будете играть Молчалина. Согласны ли? Я согласился, и Петр Андреич продолжал: - Завтра я познакомлю вас с моим старым приятелем. Прелюбезный человек! Несмотря на свой шестой десяток, он свеж, как не знаю кто, и охотно берет на себя Чацкого. Говорит, что уже несколько раз играл его. - Ты, стало быть, все рассказал ему? - спросила жена. Но как же зовут твоего приятеля? - Он мне называл себя, да, право, не помню: что-то вроде "Вышиян", знаю, что на "ян". Но вот он, в третьем ряду кресел. Чудак! Не смотрит. - Не в фиолетовых ли очках? - спросил я. - Ну да; а разве вы его знаете? - Нет, но он мой сосед по креслам, - отвечал я в за мешательстве. Линдин того не приметил и собирался ехать в клуб. - Сей же час зову к себе весь город на представление, говорил он, - я введу его в лучшее общество, познакомлю с нашей публикой... Пусть все толкуют о Чацком Линдина и спрашивают наперерыв: кто такой, кто такой? - Но сначала, mon ami (Друг мой (франц.)), узнай, как его зовут, - заметила Марья Васильевна. - Да, кстати, смотри, не засиживайся в клубе. Ах, постой, постой: что это у тебя на платье? - Соринка. - Ну, теперь ступай с Богом Мы простились до завтра, и я вместе с Линдиным оставил театр.

III

Утро на аукционе, вечер на репетиции: день, потерянный для самого себя, но сколько таких дней в жизни! Дав слово Линдиным занять для них места, я отправился заранее в дом покойного графа, где назначен был аукцион. Давно ли в стенах его раздавались клики веселия? А теперь слышен лишь стук молотка, да прерывистый голос аукционера.