Край света   ::   Гоник Владимир

Погода благоприятствовала полету: с востока на запад через все небо широким светлым и туманным полем тянулся Млечный Путь, даже маленькая и бледная звезда Алькор в ковше висящей низко на севере Большой Медведицы была отчетливо видна.

Затененные фонари светлыми многоточиями уходили в темноту по обе стороны взлетной полосы. Командир полка пожал Лукашину руку, сел за руль и покатил в сторону стартово-командного пункта. Лукашин по лесенке забрался в люк и занял кресло второго пилота, который на этот раз не летел.

На плоскостях вспыхнули навигационные огни - справа зеленый, слева красный, на киле белый, самолет по дорожкам вырулил на полосу, они получили разрешение на взлет, и двигатели взревели, набирая обороты.

- Держать газ! - приказал майор, команда относилась к Лукашину, который занимал кресло второго пилота.

- Держу газ, - ответил Лукашин, удерживая левой рукой сектор газа, называемый обычно РУД (регулятор управления двигателями). Он дождался, пока двигатели набрали обороты, и сказал. - Режим взлета.

Самолет тронулся с места, Лукашин следил за скоростью, после ста тридцати километров в час он начал отсчитывать вслух: сто пятьдесят... сто восемьдесят!..

Все, кто находился сейчас на командном пункте, видели, как огромная машина, сотрясая землю, с гулом мчится вперед.

- Внимание: двести пятьдесят! - Лукашин сделал паузу и сообщил. Двести девяносто! - он глянул вниз и сказал. - Отрыв.

Самолет быстро набирал высоту.

- Убрать шасси! - приказал майор, и это тоже относилось к Лукашину, обычно шасси убирал второй пилот.

Левой рукой Лукашин нажал и повернул кнопку на пульте в проходе между сиденьями: на приборной доске зажглось табло: "шасси убраны".

После взлета они выполнили маневр и легли на боевой курс. Лукашин на инспекциях не вмешивался в действия экипажа, но сейчас заметил как бы невзначай:

- Командир, строевые огни...

Майор с досадой в голосе приказал погасить синие строевые огни: полет был одиночным. Лукашин понял состояние майора: начать полет с замечания считалось плохой приметой.

- Ничего, командир, это не замечание, - успокоил его Лукашин. Он и сам не любил зануд, ставящих каждое лыко в строку.

Первые минуты шел обычный радиообмен, в шлемофонах стояла толчея голосов, эфир казался перенаселенным; позже они набрали высоту, после четырех тысяч метров надели кислородные маски, а когда ушли от аэродрома на триста километров, майор доложил на землю:

- Я - полсотни седьмой, на борту порядок. Отход. Прошу конец связи.

Им разрешили, майор поднял руку и нажал кнопку вверху над проходом на пульте радиостанции: с первого канала они перешли на второй, общий.

Сразу стало тихо, в гражданском эфире в этот поздний час царил покой, глухая ночь окутывала небо. Только откуда-то издали тихо, но отчетливо донесся разговор летчиков Аэрофлота:

- Миша, ты куда?

- В Магадан. А ты?

- В Крым.

- Завидую.

- Полетели вместе...

- Я не прочь, пассажиры не пустят.

- В Крыму сейчас благодать, - с усмешкой заметил Лукашин. - Бархатный сезон. Может, махнем?

- В Крыму хорошо, но нам туда не надо, - сдержанно ответил майор, который не знал, как держать себя с этим подполковником: инспекторы попадались разные.

Они летели над океаном. Внизу вели ночной лов сейнеры, шли, посвечивая топовыми огнями, танкеры и сухогрузы, но чем дальше, тем безлюднее становился океан - ночная пустыня без единого огонька.

Еще помнились залитые светом города, бессонные порты, гавани, поселки на островах, но там, внизу, позади - так далеко, что их как бы и не было, лишь воспоминания нетвердо держались в памяти.

Вшестером они летели в ночном небе. Отчетливо горели над ними звезды, до которых, казалось, рукой подать.