Наноша   ::   Овчинников Олег

- Именно что! Ну, кроме своих электронных игрушек, конечно! Уткнешься носом в экран и света белого не видишь, только знай себе долбишь по кнопкам шестью пальцами, как какой-нибудь паук...

- Я замечаю, - нерешительно возразил я. - У паука, например, не шесть пальцев, а восемь... В смысле - лап.

- Да какая разница! - Наташа возмущенно притопнула ногой и бросила в меня очередным обвинением: - Ты даже не заметил, что у меня новая прическа!

"В самом деле, новая, - обнаружил я. - Вот этих двух голубых прядок сзади раньше не было. Кажется..."

- Разумеется, заметил, - соврал я. - И давно собирался сказать, что твоя прическа сегодня просто... очень... - Я отвлекся на какую-то долю секунды, в два касания направив Наношу в нужное ответвление венулы, но Наташа, похоже, заметила. И не стала добрей, даже когда я с грехом пополам закончил фразу: - ...замечательная.

- Очень замечательная? - переспросила она как будто с недоверием, после чего резко развернулась и, не разбирая дороги, зашагала в сторону быстро краснеющего, точно Натино лицо, солнца.

- Ната, еще - последнюю минуточку! - в отчаянии окликнул я ее, чувствуя себя примитивным и неуклюжим, словно модель, предшествующая умной и ловкой Наноше, которую мы вообще-то называли "Микрошей", хотя уместнее было бы "Микрозавром". Ее, грубую и неповоротливую, невозможно было использовать там, где требовались такт и ювелирная точность: ни язвочку залечить, ни прочистить тончайший извилистый капилляр, максимум - взять соскоб с чего-нибудь толстого или, пардон, прямого.

Прежде, чем броситься вдогонку, я заглянул под подошву сначала левого, затем правого ботинка. Смятый стебелек ромашки обнаружился со второй попытки. Правда, он на глазах начал распрямляться, оставляя надежду на то, что хоть я по обыкновению и испортил все, до чего сумел дотянуться, но, остается еще шанс, не безвозвратно.

Я постоял немного, глядя, как ромашка ритмично кивает головкой, будто прощаясь со мной, и побежал вслед за Натой. Быстро, как мог, только чудом умудряясь и на бегу не промахиваться мимо клавиш. В ближайший час мне было крайне важно не удаляться от любимой женщины дальше, чем на тридцать метров. Если, конечно, я хочу, чтобы она и впредь оставалась таковой - любимой и любящей.

Чего я, конечно же, хотел.

На то, чтобы разговорить Наташу, ушла уйма времени и душевных сил. А затем еще больше того и другого потребовалось, чтобы выслушать ее ответ. Список моих преступлений, прегрешений и просто промахов оказался таким же длинным, как путь по нижнему кровеносному кругу, в дрейф по которому - и вновь из-за моей невнимательности - не так давно пустился Наноша.

Последним пунктом в списке значился:

- И, наконец, этот твой дурацкий розыгрыш с духами! Я проснулась сегодня в таком настроении!.. За раскрытым окном - солнце, птицы!.. И этот флакончик на столике!.. Чуть не расплакалась. Подумала: какая же я дура! Ведь уверена была: он все на свете забыл, кроме своей работы, а он, оказывается, помнит. Даже про наш особенный день. Даже... Ты хоть помнишь, что у нас сегодня особенный день?

- Конечно, - сказал я, разве что самую малость покривив душой.

Он действительно грозил стать особенным - день, когда я, того и гляди, совершенно бездарно утоплю в реках крови экспериментальную модель, расплатиться за которую мне удалось бы не иначе, как продав квартиру и сдав всю до последней капли собственную кровь, а заодно и внутренние органы.

"Милая! - хотелось сказать мне. - Я все понимаю! Но нельзя ли, раз уж ты терпела меня так долго, отложить этот разговор еще на вот столечко? Мне хватит, должно хватить, главное - не промахнуться в третий раз. А потом... может, и разговаривать станет не о чем?"

Однако я ничего не говорил. Слушал.