Операторы односторонней связи   ::   Овчинников Олег

И думал, что все люди похожи на многогранники. Простые и прямодушные - на кубы, более сложные, "с подтекстом" - на додекаэдры, себя же я с юношеской самоуверенностью причислял к икосаэдрам, сплошь состоящим из маленьких хитреньких треугольничков.

С какой стороны ни посмотри, увидишь всего несколько граней, прочие останутся в тени. На них даже можно написать: "эта сторона - для родителей", "эта - для учителей", "эта - для случайных встречных". И только к тем, кто нам по-настоящему дорог, мы стараемся поворачиваться своими лучшими гранями.

С годами число треугольничков поубавилось, граненый брильянт икосаэдра потускнел и выродился до чего-то угловатого и плоского. Сторона "А" для тех, кто пройдет мимо и не заметит, и сторона "Б", для тех, кто заметит... и пройдет. В частности, к парковой "девушке с метлой" я неосознанно старался повернуться левым боком. На правой щеке третий день белела полоска пластыря, вернее сказать, уже серела - в память о неудачной попытке заточить тупое лезвие одноразового бритвенного станка. Заметив такую странность в своем поведении, я улыбнулся.

- Можно? - Маленькая узкая ладошка вынырнула из рукавицы, превосходящей ее размерами раза в три.

- Пожалуйста. - Я положил на нее наглядное пособие по наивным заблуждениям детства.

- Картонный, - заметила она с легким сожалением. - У нас в классе был пластмассовый.

Сиреневый двенадцатигранник дрогнул под порывом ветра и мне пришлось придержать его пальцами, чтобы не улетел.

Девушка с метлой бросила на меня короткий взгляд исподлобья и тут же отвернулась. Я успел заметить лишь красное пятнышко расцветающей простуды слева над верхней губой. На ее стороне "А".

Две минуты спустя она призналась, что ее зовут Лара. Три минуты спустя я все еще пытался вспомнить собственное имя. Меня так давно о нем не спрашивали, чаще интересуясь регистрацией... А когда вспомнил - не успел назвать.

Знакомый холодок пробежал вверх по позвоночнику, вздыбил волоски на шее, больно клюнул в темечко. Разошелся электрическими волнами по рукам и ногам, нестерпимо засвербел, уткнувшись в кончики пальцев. Я почувствовал приближение сеанса. И даже зубы стиснул от раздражения: до чего же не вовремя!

Впрочем, когда это сеанс наступал вовремя?

Я повернулся спиной к Ларе и успел сделать несколько шагов по дорожке черного и как будто осиротевшего после расчистки асфальта. Начинать передачу в присутствии новой знакомой почему-то не хотелось. Я еще порадовался про себя: начало эфира по непонятной причине задерживалось. Но уйти достаточно далеко мне не удалось.

- Антон! - раздалось за спиной и я, хоть имя было не мое, резко обернулся.

- Когда же ты приедешь? - немного нервным, но пока еще контролируемым голосом спросила Лара, глядя куда угодно, только не на меня. - Два часа давно прошли, эти люди сказали, что дают тебе еще полчаса. Верни им деньги, Антон, это всего лишь деньги. У тебя же есть, ты говорил...

Я уставился на Лару как в первый раз. Вернее, не "как" - просто в первый раз, поскольку обычно избегаю пристально смотреть на людей, надеясь, что и они в свою очередь проявят тактичность и не станут пялиться на меня в какой-нибудь не самый подходящий момент. То есть практически в любой...

И увидел бледное лицо с тонкими дрожащими губами, которые стали бы выразительнее, не пожалей их обладательница хоть капельку помады. И слипшиеся волосы цвета сырого песка, спадающие на лоб десятком мышиных хвостиков. И выглядывающие из-под челки глаза неопределенной расцветки: не зеленые, не серые, не голубые...

Они и должны быть такими - никакими - глаза связного во время сеанса.

Из-под казенного фартука выглядывали потертые джинсы и мятая трикотажная майка.