Отклонение от нопмы (Хризалиды)   ::   Уиндем Джон

Ее левый ботинок был засыпан песком. Я разгреб песок руками и увидел, что он был крепко зажат между двумя большими камнями. Я попробовал раздвинуть камни, но они не поддавались.

- Поверти ногой и дерни сильнее, - посоветовал я.

Она попробовала и тут же прикусила губу от боли.

- Никак!

- Давай я дерну, - предложил я.

- Нет, нет, что ты! - испугалась она. Но я уже и сам понял, что мое предложение никуда не годилось: было видно, что каждое движение ноги причиняет ей невыносимую боль. "Что же делать?" - подумал я. И тут меня осенило:

- Давай разрежем шнурки, ты снимешь ботинок и вытащишь ногу.

В глазах ее мелькнул ужас.

- Нет! - крикнула она так, словно я предложил ей нечто чудовищное. Я... я не могу... Мне... мне нельзя...

Она была так напугана, что я не стал настаивать. Если бы она вытащила ногу из ботинка, мы потом уж как-нибудь сумели вызволить и ботинок. А так - я просто не знал, что делать.

Она обхватила застрявшую ногу обеими руками. Лицо ее было все в слезах, но даже и сейчас она не ревела в голос, а только слегка поскуливала, как маленький щенок.

В растерянности я уселся возле нее. Она обеими руками вцепилась в мою ладонь и стиснула ее изо всех сил. Я чувствовал, что ей с каждой секундой становится все больнее. Пожалуй, впервые в жизни я оказался в положении, которое требовало немедленного и твердого решения.

- Послушай! - сказал я. - Ботинок все равно придется снять. Если ты этого не сделаешь, ты останешься здесь навсегда и умрешь...

Снова тот же непонятный ужас отразился на ее лице.

- Нет! - лепетала она. - Нельзя! Мне нельзя этого делать! Никогда!

Но в конце концов она согласилась, что другого выхода нет. Будто завороженная глядела она, как я разрезаю шнурок. А когда я покончил с этим делом, сказала:

- А теперь уйди. Ты не должен... смотреть!

Я не стал спорить, отошел на несколько шагов и повернулся к Софи спиной. Я слышал, как она тяжело дышала, а потом снова заплакала.

- Ничего не выходит, - простонала она.

Вернувшись, я наклонился над ее ногой и стал соображать, как бы все-таки вытащить ее из расщелины.

- Ты никому никогда не должен говорить об этом! - прошептала Софи. Никогда! Ни одному человеку. Обещаешь?

Я пообещал, хотя мало что понял. Меня в этот момент заботило совсем другое. С большим трудом мне все-таки удалось вытащить ее ногу из ботинка. Боль, видно, была невыносимая. Но Софи даже не вскрикнула. Только всхлипывала слегка стиснув зубы. Ни разу в жизни мне еще не приходилось видеть такую храбрую девчонку.

Вызволенная из беды нога выглядела ужасно: была вся красная и очень распухла. Поэтому я даже не заметил тогда, что пальцев на ноге у Софи было больше, чем у меня...

После долгой возни мне удалось вытащить и ботинок, но Софи никак не могла надеть его на распухшую ногу. Да и о том, чтобы ступить на поврежденную ногу, не могло быть и речи. Я подумал, что мне удастся дотащить девчонку до дому на закорках. Но она оказалась гораздо тяжелее, чем я думал, и вскоре я понял, что так мы далеко не уйдем.

- Пойду позову кого-нибудь из взрослых, - сказал я.

- Нет! - отчаянно крикнула Софи. - Я могу ползти на четвереньках.

Она ползла, осторожно подтягивая больную ногу, а я плелся сзади, таща в руке ее башмак. Никогда я еще не чувствовал себя таким беспомощным. Она ползла долго, но, в конце концов, все-таки выбилась из сил. Штанишки ее продрались на коленях и ссадины сильно кровоточили. Любой из моих сверстников, даже мальчишка, давным-давно уже разревелся бы на ее месте. Мужество этой маленькой, хрупкой девчонки вызывало у меня восхищение. И в то же время сердце мое сжималось от жалости.

Я помог ей встать на ноги, чтобы она показала мне, где находится ее дом.