Первая годовщина   ::   Матесон Ричард

– Когда?

– Этим утром, – на лице Нормана натянулась кожа. – Ни вкуса, ни запаха, – он передернул плечами. – А теперь я ничего не чувствую, когда прикасаюсь к ней.

В его голосе появились умоляющие нотки.

– Что происходит, доктор? Что со мной?

– Думаю, ничего опасного.

Норман с подозрением посмотрел на него.

– Что же это тогда? Я чувствую все вокруг, но когда прикасаюсь к жене…

– Я понимаю. – Доктор Бернстром передвинул на пару дюймов пепельницу.

– Тогда что это?

– Вам не приходилось слышать о слепоте, вызванной нервным срывом?

– Приходилось.

– А о нервической глухоте?

– Да, но при чем тут…

– Почему бы нам не предположить, что нервный срыв может отключать не только эти чувства?

– Предположим. И что тогда? Доктор Бернстром улыбнулся:

– Полагаю, вы уже получили ответ на ваш вопрос.

* * *



Рано или поздно он должен был догадаться. Никакая любовь не могла остановить его. Разгадка пришла, когда Норман сидел в гостиной, тупо уставившись в разбегавшиеся на газетных страницах буквы.

Взглянем в лицо фактам. В прошлую среду он поцеловал ее и, нахмурившись, сказал: «У тебя кислый привкус, Ади». Она поджала губы, отстранилась от него. Тогда он воспринял ее реакцию как естественное проявление чувств: замечание оскорбило ее. Теперь же он пытался вспомнить до мельчайших подробностей ее последующее поведение.

Потому что в четверг утром он уже не мог чувствовать ее вкуса.

Норман виновато покосился в сторону кухни, где Аделина занималась уборкой. Кроме ее приглушенных шагов, в доме не раздавалось ни звука.

«Взгляни в лицо фактам», – настаивал кто-то невидимый в его мозгу.

Откинувшись в кресле, он вновь принялся перебирать воспоминания. Следующей была суббота, когда появился зловонный сырой запах. Естественно, Аделину обидело бы его предположение о том, что она является его источником. Он промолчал, осмотрел кухню, спросил, вынесла ли она мусор. И она немедленно отнесла этот вопрос на свой счет.

Проснувшись ночью, он не почувствовал ее запаха.

Норман прикрыл глаза. Действительно, что-то не в порядке с его головой, если в ней рождаются подобные мысли. Он любит Аделину, она нужна ему. Почему ему так хочется верить, что именно она каким-то образом связана со случившимся?

Потом был ресторан, – неумолимо вплывали в мозг воспоминания, – где во время танца ее кожа вдруг стала холодной. Он чувствовал, как его пальцы погружаются в рыхлую массу. А сегодня утром…

Норман с раздражением отшвырнул газету. «Сейчас же перестань!» Сдерживая дрожь, он сжал голову руками. «Это во мне, это я сам, я! Не позволяй своим ощущениям уничтожить самое прекрасное существо в своей жизни!» Он не позволит…

Его тело словно окаменело, губы разжались, глаза широко раскрылись, пустые от ужаса. Медленно, вслушиваясь в движение каждого мускула, он повернул голову к кухне. Аделина продолжала уборку.

Однако теперь слышались не только ее шаги.

Едва сознавая, что происходит, Норман поднялся. Тихо прокрался по мягкому ковру и замер у дверей кухни с выражением отвращения на лице, прислушиваясь к шуму, производимому женой.

Все стихло. Собравшись с силами, Норман толкнул дверь. Аделина стояла возле раскрытого холодильника. При виде мужа на ее лице появилась улыбка.

– Я как раз собиралась принести тебе… – она замолкла и неуверенно посмотрела на него. – Норман?

В горле у него пересохло. Замерев в дверях, он стоял и смотрел на нее.

– Норман, что происходит?

Тело его сотрясала крупная дрожь.

Отставив блюдо с шоколадным пудингом, Аделина поспешила к нему. Не в состоянии скрыть своего отвращения, он с криком отшатнулся, лицо исказила гримаса ужаса.

– Норман, в чем дело?

– Н-не знаю, – жалобно простонал он.

Аделина снова шагнула к нему, и снова ее остановил вскрик Нормана.