Мадам Катр и ее дети   ::   Сименон Жорж

И неизменная короткая медвежья шуба с торчащими из-под нее длинными худыми ногами.

Все это, как и сиреневатый оттенок ее носа под слоем пудры, конечно, не могло быть причиной для того, чтобы...

Восемь часов. Часы на Вестминстерской башне бьют восемь раз.

Никто уже ничего не ждал. Каждый думал о чем-то своем, уставившись на кусок ската на тарелке или ковыряя вилкой темно-зеленые каперсы. И вдруг - ба-бах! Резкий звук пощечины. И сразу же вслед за этим - грохот отодвигаемых стульев. Катр была уже на ногах и пыталась приподнять за руку младшего из сыновей, все еще заслонявшего другой рукой лицо и ревевшего благим матом.

- В постель!... Немедленно в постель... Слышишь?!

О! Это был уже совсем не тот голос. Этот голос задыхался от бешенства, тем более, что семилетний мальчишка был довольно тяжел. Он свалился со стула. Она наполовину приподнимала его над полом, похожего на куклу в ярком свитере и в лыжных брюках. Одной ногой он зацепил ножку стола, и по мере того, как она тащила его к двери, стол двигался вслед за ними. Все смотрели на них, безуспешно силясь сохранить серьезное выражение лица.

Она тоже смотрела на них, сгорая от стыда и досады.

- Ты сейчас же ляжешь спать... Жан-Клод... держи стол...

Но Жан-Клод, старший, десять лет, продолжал сидеть на стуле, болтая ногами, и безучастно наблюдая за тем, как стол медленно удалялся от него.

Она была худенькой. Вероятно, не очень здоровой и сильной. Но она должна была добиться своего, во чтобы то ни стало.

- Ты будешь наконец...

Трах! Еще одна пощечина. Она, в свою очередь, получила пинок в ногу и, если хорошенько присмотреться, можно было заметить, что она с трудом сдерживает слезы.

- Ты будешь наконец... Открой дверь, Жан-Клод...

Жан-Клод, наконец, неохотно, но поднимается со стула и открывает дверь. Она сгребает в охапку, как попало младшего, врага. Тот отбивается. Он уже слишком силен для нее:

- Иди вперед... Побыстрее...

Первый раунд она выиграла. Ей удалось удалить сына из столовой. Теперь они оба были на лестнице и, доносившиеся оттуда звуки свидетельствовали о том, что битва продолжалась.

По крайней мере можно было облегченно вздохнуть, обменяться взглядами и впечатлениями. Вполголоса, разумеется, поскольку старший остался в столовой и снова вернулся к столу.

Ей никогда с ним не справиться! Ни со старшим, ни с младшим. И она сама во всем, виновата. Совсем не умеет находить к ним подход. Конечно, они большие проказники. Но разве не все дети, тем более мало проказничают? Но она совсем не умеет себя с ними поставить...

Она дралась с ними! Дралась в прямом смысле слова! И теперь битва все еще продолжалась на лестнице.

- Вставай немедленно... Слышишь?... Ты сейчас же встанешь, или я...

- Принесите нам вина, Раймонда...

- Сию минуту, месье... Того же?

Обед продолжался. Ласковый голос по радио настойчиво советовал не забывать после обеда о таблетках слабительного, которые можно приобрести в любой аптеке.

Что такое? Топот ног на втором этаже, прямо над головами обедающих, завершающийся грохотом захлопываемой двери.

- Жан-Жак!... Жан-Жак!... Немедленно открой!...

Это происходило в том отсеке коридора второго этажа, где находилась комната под номером 4, комната матери, и комната 5, где жили мальчишки, а прямо напротив - дверь туалета.

Очень скоро из доносившихся сверху звуков стало ясно, что Жан-Жак заперся в туалете.

- Открой не-мед-лен-но!...

Она дергала дверь. Угрожала. Потом голос ее стал более вкрадчивым:

- Послушай, Жан-Жак... Открой дверь, и я тебе обещаю...

Он не открывал. Не подавал голоса. Сидел, как мышка, затаившись в темной норе.

Голос матери наверху говорил о слесаре, потом о комиссаре полиции... Старший, которого забыли обслужить, а возможно просто из любопытства, покинул столовую и поднялся наверх.

- Немедленно отправляйся спать...

- Но...