Повесть об океане и королевском кухаре   ::   Лукодьянов Исай

Святой Пакомио, сделай так, чтобы сбылась мечта!

Копыта усталого коня зацокали по булыжнику южного предместья. Хайме упер левую руку в бок, расправил плечи. Покрикивал па зевак, подмигивал девушкам-простолюдинкам.

В доме дуна Абрахама ужинали поздно: ожидали возвращения хозяина из дворца. На длинном столе з серебряных подсвечниках горели дорогие свечи. Дун Абрахам быстро прочел молитву, снял крышку с блюда и положил себе в подогретую тарелку изрядный кусок говядины, тушенной со свиным салом. Затем взял новомодные серебряные вилы, нарочно придуманные для того, чтобы носить пищу ко рту, не пачкая жабо. Наколов на вилы кусок, он препроводил его в рот и долго смаковал, полузакрыв глаза.

– Не находите ли вы, – обратился он к супруге, – что лаврового листа мало?

Дородная жена была так туго зашнурована, что едва могла глотать пищу, – это с недавних пор, в ожидании графского титула дун Абрахам велел ей шнуроваться. Она сидела прямо, чуть дыша. Услышав вопрос, супруга открыла рот, чтобы подтвердить недостаток лаврового листа, но тут в столовую, звеня шпорами, вошел Хайме.

Дун Абрахам сурово взглянул на его потное загорелое лицо, на пыльные кружева манжет.

– Почему вы опаздываете? – спросил он.

– Дун Висенте позвал меня с приятелями посмотреть свою новую конюшню, – выпалил Хайме заранее приготовленные ответ.

Некоторое время молча ели. Дун Абрахам сопя обгладывал кость, и по этому сопению Хайме предчувствовал грозу. Он повертел в руках серебряные вилы и, подмигнув сестре, пятнадцатилетней Росалии, ткнул вилами в мясо обратной, тупой стороной. Росалия прыснула, нагнувшись над тарелкой.

Дун Абрахам отшвырнул кость и погрузил жирные пальцы в чашу с розовой водой.

– Сегодня, – сказал он, уставя на Хайме насупленный взгляд, – министр финансов говорил, что торговый дом Падильо и Кучильо согласен принять вас в дело. Мне пришлось сделать вид, что я все знаю. Потрудитесь объяснить, что это значит?

Вот как! – с радостным удивлением подумал Хайме. Дело дошло до министра финансов!

Вслух он сказал, стараясь придать голосу почтительную мягкость:

– Отец, вы же знаете… Речь, наверное, идет о снаряжении корабля в океанское плавание. К Островам пряностей…

– Я велел вам выкинуть это дурацкое плавание из головы, – повысил голос дун Абрахам. – Но вы, как я вижу, снова посмели ослушаться меня.

– Отец, поверьте, мне очень жаль, но… я не могу исполнить ваше…

Он не докончил, потому что дун Абрахам грохнул кулаком по столу. Разноголосо звякнула посуда. Супруга и Росалия поспешно покинули столовую.

Дун Абрахам взял себя в руки.

– Послушай, Хайме, – сказал он тихо и даже печально, – послушай и постарайся понять… Я начал думать о тебе задолго до твоего рождения. Одно у меня желание, Хайме, одна мечта – чтобы мой сын занял достойное положение при дворе. Всю жизнь, всю свою трудную жизнь, Хайме, я работал ради этого. Ради тебя, потому что сам я уже не молод, и вот теперь, когда остался всего один шаг…

Он говорил долго, но Хайме знал все, что он скажет, потому что слышал это уже не раз.

Наконец дун Абрахам умолк.

– Я понимаю вас, отец, – сказал Хайме, – и очень благодарен за то, что вы так обо мне печетесь. Я и займу достойное положение при дворе, но… немного другим путем. Представьте себе, как возвысит меня король, когда я присоединю к его державе богатые заокеанские острова. Представьте, какой…

– Нет, Хайме, нет, – замотал головой дун Абрахам. – Не хочу я это представлять. Мало кастеллонских моряков погибло в океане? Вспомни дуна Бартоло – с какими муками добрался он до мыса Санту-Тринидад, и даже он, храбрейший из наших мореходов, не решился обогнуть его.