Мегрэ расставляет ловушку   ::   Сименон Жорж

— Была раньше.

— А теперь вылечилась?

Многие годы Лоньон вынужден был в перерывах между работой убирать лестницу, на кухне, квартиру на площади Константин-Пекер и вдобавок ко всему ухаживать за женой, которая однажды вдруг объявила себя инвалидом.

— Она познакомилась с новой жиличкой из меблированных комнат. Та рассказала ей о водах и вбила ей в голову поехать туда на лечение. Как ни странно, она отправилась одна, без мужа, который не может уехать сейчас из Парижа, а с этой соседкой. Обе они одногодки. Соседка — вдова.

Беготня из кабинета в кабинет все усиливалась. Почти все из бригады Мегрэ разъехались. Люка, распаренный, то приходил, то уходил. Время от времени показывался Лапуэнт. Им удалось поймать Мовуазена, но он был новичок, и из него невозможно было вытянуть ни слова. Вскоре приехала Маги, репортер утренней газеты, свежая, как будто и не было тридцатиградусной жары.

— Что ты собираешься тут делать?

— То же, что и вы.

— А именно?

— Ждать.

— Откуда ты узнала, что здесь что-то происходит?

Она пожала плечами и, достав помаду, провела по губам.

— Сколько их там? — кивнув на кабинет Мегрэ, спросила она.

— Пять или шесть. Их невозможно сосчитать: то приходят, то уходят. Они как будто меняют друг друга.

— Что-нибудь наклевывается?

— Во всяком случае, кажется, тут что-то заваривается.

— Им принесли пиво?

— Да.

Это была примета: когда Мегрэ приказывал принести пива — это значило, что засели они там надолго.

— Лоньон все время с ними?

— Да.

— Довольный?

— По нему не видно. На нем красный галстук.

— Почему?

— Жена уехала лечиться. Они поняли друг друга.

— Вы его видели?

— Кого?

— Того, кого они задержали?

— Все, кроме лица. Он закрывался шляпой.

— Ни старый, ни молодой. Насколько можно судить — за тридцать.

— Как одет?

— Как все. Ружин, какого цвета у него костюм?

— Серый, со стальным отливом.

— А по-моему, бежевый.

— А общий вид какой?

— Как у всякого прохожего на улице. На лестнице послышались шаги. Все обернулись. Маги пробормотала:

— Это, должно быть, мой фотограф.

Их стало пятеро, а в половине восьмого мальчик из пивной «Дофин» принес новую порцию пива и бутербродов.

На этот раз шла большая игра. Время от времени журналисты по очереди отправлялись в глубину коридора звонить в свои редакции.

— Есть пойдем?

— А вдруг он уйдет за это время?

— А если он будет тут сидеть всю ночь?

— Давайте закажем бутерброды!

— Давайте.

— И пива?

Солнце скрылось за крышами домов, но было еще светло, и прохладнее не стало.

В половине девятого Мегрэ, со слипшимися на лбу волосами, выглянул в коридор и собрался было что-то сказать репортерам, но дверь за ним снова захлопнулась.

— Нет, это ужасно!

— Я же говорю тебе, что мы просидим всю ночь. Ты был, когда допрашивали Месторино?

— Я тогда еще под стол пешком ходил.

— Двадцать семь часов.

— В августе?

— Я не помню, какой это был месяц, но…

— Может, перекинемся в картишки?

Залегли свет. Ночной дежурный занял свое место в глубине коридора.

— Как бы устроить сквознячок?

Служащий открыл окно, затем дверь в одном кабинете, в другом, и вскоре с трудом можно было почувствовать что-то, отдаленно напоминающее ветерок.

— Это все, что я могу сделать, господа.

Наконец в одиннадцать часов за дверью кабинета Мегрэ послышался шум. Первым вышел Люка, пропустил вперед неизвестного, который держал перед лицом шляпу. Замыкал шествие Лоньон. Все трое направились к лестнице, ведущей из уголовной полиции во Дворец правосудия и оттуда в тюрьму Сурисьер.

Фотографы вскочили. Вспышки озарили коридор. Менее чем через минуту дверь закрылась, и все бросились в кабинет Мегрэ, напоминавший поле битвы.