Мегрэ в Нью-Ёрке   ::   Сименон Жорж

Не знаю, что именно, но я в этом уверен. Чувствуется, что мой отец чего-то боится, что он уже не прежний, что он предвидит какую-то опасность. К тому же внезапно изменился и его образ жизни. В последние месяцы он только и делает, что переезжает: из Мексики в Калифорнию, из Калифорнии в Канаду — и так стремительно, что на меня это действует, как кошмар. Я был убежден, что вы мне не поверите, и на всякий случай подчеркнул в письмах те места, где он говорит о будущем с затаенным страхом. Там все время повторяются слова, которых он раньше никогда не употреблял: «Если случится так, что ты останешься один…», «Если мы больше не увидимся…», «Когда ты останешься один…», «Когда меня уже не будет…». Они повторяются все чаще, как наваждение, а ведь я-то знаю, что здоровье у отца железное. Чтобы успокоиться на этот счет, я послал телеграмму его врачу. У меня при себе ответ, Врач смеется над моими страхами и уверяет, что если не случится чего-нибудь непредвиденного, отец проживет еще лет тридцать. Вы понимаете? Они все говорят: «Вы понимаете?» — Я пошел к моему нотариусу, господину д'Окелюсу, репутация которого вам, конечно, известна. Он стар, очень опытный юрист. Я показал ему последние письма и заметил, что он взволнован не меньше моего. А вчера он сообщил мне, что отец дал ему непонятное поручение. Господин д'Окелюс — французский корреспондент моего отца, его доверенное лицо. Он был уполномочен давать мне денег столько, сколько я попрошу. Так вот, совсем недавно отец поручил ему составить дарственные разным лицам на солидные суммы. Но не для того, чтобы лишить меня наследства, поверьте. Напротив, по документам, зарегистрированным у нотариуса, я должен впоследствии получить эти суммы из рук в руки. Но зачем это? Я и так его единственный наследник. Значит, он боится, что его состояние нельзя будет мне передать обычным путем. Я привез господина д'Окелюса с собой. Он в машине. Если вы хотите поговорить с ним…

Серьезность старого нотариуса не могла не произвести впечатления. Но и он сказал почти то же самое, что молодой человек.

— Я уверен, — заявил он, чеканя каждое слово, — что в жизни Жоашена Мора произошло какое-то весьма важное событие.

— Почему вы называете его Жоашеном?

— Это его настоящее имя. В Соединенных Штатах он называет себя Джоном. Я тоже уверен, что ему угрожает серьезная опасность. Когда Жан сообщил мне, что собирается поехать туда, у меня не хватило мужества отговаривать его, но я посоветовал, чтобы его сопровождал какой-нибудь опытный человек.

— А почему не вы сами?

— Во-первых, годы уже не те. А во-вторых, но причинам, которые вы, быть может, поймете после. Я убежден, что в Нью-Йорке сейчас необходим человек, у которого есть опыт службы в полиции. Прибавлю, что, согласно полученным мною инструкциям, я обязан выдать Жану Мора любую сумму, какую бы он ни потребовал, и в нынешних обстоятельствах могу только одобрить его намерение.

Разговор вполголоса продолжался часа два, и г-н д'Окелюс воздал должное старой виноградной водке Мегрэ. Последнему время от времени было слышно, как его жена подходила к дверям и слушала, но она это делала не из любопытства, а чтобы узнать, можно ли наконец накрывать на стол.

Как она была поражена, когда, после отъезда автомобиля, Мегрэ объявил:

— Я еду в Америку.

— Что-что?

И вот сейчас желтое такси под мелким дождем, из-за которого все выглядит так тоскливо, везет его по незнакомым улицам, Почему Жан Мора исчез именно в тот момент, когда пароход пришел в Нью-Йорк? Встретил кого-нибудь или, спеша увидеться с отцом, без лишних церемоний бросил своего спутника?

Теперь они ехали по фешенебельным улицам.