Проклятие (Тамплиеры - 5)   ::   Стампас Октавиан

---------------------------------------------

Стампас Октавиан

Проклятие (Тамплиеры - 5)



Октавиан Стампас

Проклятие

(Тамплиеры - 5)

Исторические хроники рыцарей Ордена Храма Соломонова

Авторизованный перевод с лингва-франка М. Попова

"Проклятие" - роман о последнем Великом магистре Ордена

Тамплиеров Жаке де Молэ, о том, как он и его рыцари были подло

оклеветаны и преданы сожжению как еретики, о коварном августейшем

мерзавце - короле Франции Филиппе Красивом, который ради обогащения

уничтожил Орден Храма Соломонова, но так и не воспользовался

плодами своего коварства, о том, как Орден видимый превратился в

Орден незримый.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ЛУВР

Внук Людовика Святого, король Франции Филипп IV, прозванный Красивым, был действительно очень хорош собой. Это признавали все. И мужчины и женщины; и придворные и простолюдины; и дети и старики. Был на свете только один человек, недовольный его внешностью - это он сам. Вряд ли кто-либо из окружающих его мог догадаться об этом. Скорее, наоборот. Окружающие были убеждены, что Его величество без ума от себя. В пользу такого умозаключения говорило хотя бы то, что в своих покоях он "содержал" целую коллекцию зеркал. Их там были десятки. От самых древних и примитивных, представляющих собой простые полированные, бронзовые диски, добытые первокрестоносцами из захоронений Набатейских царей, до последних достижений в зеркальном деле, закупленных по баснословным ценам в мастерской венецианского мастера Гвидо Нуччи.

Да, Филипп Красивый любил смотреться в зеркала. И те, кому удавалось застать его за этим занятием, ошибались, думая, что в этот момент, он наслаждается зрелищем своих белокурых, слегка отливающих золотом, локонов, благородными очертаниями носа, линией бровей, застывших в непреднамеренно изящном изгибе. И особенно затаенным, гипнотизирующим сиянием ярко-голубых глаз. Глубокую и тайную муку испытывал французский монарх во время этих сеансов. При всем желании он бы не смог подобрать слова для того, чтобы изъяснить это непонятное чувство. Ощущение своего бессилия перед этой загадкой заставляло мучиться еще сильнее. Говоря грубо, Филипп не был похож ни на одного из своих предков. Речь тут идет не о примитивном портретном сходстве. В королевском роду хватало белокурых и голубоглазых. На взгляд постороннего оснований для этих невнятных мучений не было, и тем не менее, иногда Филипп Красивый очень остро ощущал, что он, как бы, не вполне Капетинг. Что ему было до мнения окружающих, до чьей-то хулы или одобрения, если душа его незаметно корчилась на медленном огне неутомимого сомнения. У него появилось подозрение, что на каком-то повороте родовой судьбы потомков Гуго Капета, к кровному дереву подмешалась некая неведомая струя. Может быть, небесная, может быть, инфернальная. Никто бы не смог разубедить его в этом. Даже, если бы он хотел с кем-то поделиться своими сомнениями.

- Не-е-е-т, - шептал он, приближая прекрасное лицо к зеркальной поверхности, - я все таки Капетинг.

Когда он отдалялся от холодного стекла, на нем оставалось бледное пятно дыхания, оно таяло с быстротою обретенной уверенности. И возле следующего зеркала он вновь начинал мучаться от подозрения, что он не равен самому себе.

Так он проводил целые часы, переходя от одного зеркала к другому. Раздражаясь, отчаиваясь, воспаряя, тоскуя, но так и не находя способа объяснить, хотя бы себе самому, что же такое он видит - не видит там, в глубине зеркального мира.

Разумеется, во всем этом скрытом безумии не было ничего, что могло бы происходить от пошлых подозрений, что его мать, или какая-то из более древних родительниц совершила некое прелюбодеяние и, тем самым, пустила в крону родового древа, обезьяну измены.