Пророчество Двух Лун   ::   Ленский Владимир

Адобекк умен и по-своему очень хорош; недаром мать брала его в свою постель. Он и сейчас ее обожает. Талиессин знал, что королева советуется с Адобекком почти во всех случаях, когда требуется принять необратимое решение.

И все же сам Талиессин склонен был верить не Адобекку с его добросердечным племянником, а «народу». Тем, кто открыто называл принца выродком.

Он остановился на камне, пошатался, обретая временное равновесие, поднес к глазам растопыренные пальцы и сказал:

– Я выродок.

И сделал еще один шаг вперед.

– Ай! – завопило нечто в тумане, и чьи-то сильные руки клещами вцепились в его плечи.

Не удержавшись, оба – принц и невидимка – полетели в траву, причем Талиессин упал на какой-то сук, с треском сломавшийся под тяжестью его тела, а сверху на принца повалился тот, второй.

Несколько мгновений они лежали неподвижно, приходя в себя и собираясь с мыслями. Потом незнакомец поспешно вскочил и протянул Талиессину руку.

– Вставай! Ты не ушибся?

Талиессин поднялся.

– Кажется, порвал одежду. Бок саднит.

– А, – сразу успокоился незнакомец, – ну так это ерунда. Тебя не будут ругать за тряпки?

– Нет, – сказал Талиессин, ничуть не удивившись вопросу. Года три назад он, пожалуй, дал бы утвердительный ответ.

– Есть хочешь? – осведомился неизвестный.

– Да, – сказал Талиессин.

Они устроились рядом на траве. Талиессин с интересом уставился на нового знакомца: очень молодой, со светленькими жиденькими волосами и грустным взором прозрачных глаз, он напоминал безнадежно влюбленного поэта. Из тех поэтов, что не столько слагают стихи, сколько превращают в печальную поэму собственную жизнь.

– Посмотрим, что тут у нас, – деловито продолжал «поэт», раскладывая на коленях тряпичный сверток.

В тряпице оказалось несколько яблок, смятая половинка хлебной лепешки с тмином и маленькая, но чрезвычайно пухлая колбаска.

– Ух ты! – восхитился «поэт» и обратил взгляд на Талиессина. – Хочешь?

Талиессин молча кивнул и придвинулся чуть ближе.

Несколько минут они ели. Все то время, что длилась трапеза, ни один из двоих не проронил ни слова. По завершении беловолосый юноша свернул тряпицу и сунул ее за пазуху.

– Ты кто? – спросил «поэт» у Талиессина. И быстро предупредил: – Только не ври. У меня от вранья начинают кости ныть.

Он постучал костяшками пальцев себя по коленке.

– Ладно, скажу правду, только ты не поверишь, – согласился принц.

– Да ну? – поразился беловолосый. – Почему это я не поверю?

– Так.

Талиессин вздохнул и посмотрел на небо, которое опять изменилось – поднялось еще выше и сделалось чуть более фиолетовым.

– Ладно, – согласился беловолосый. – Говори. А потом я скажу. – И фыркнул: – Мы с тобой как две девки в купальне, которые спорят, кто первая снимет нижние юбки. Видал когда-нибудь, как они препираются?

Талиессин вдруг расхохотался. Он смеялся через силу, смех причинял ему страдание, потому что мешал той боли, что считала себя полновластной хозяйкой Талиессиновой души. Но остановить этот смех он не мог.

– Что с тобой? – спросил беловолосый подозрительно.

Принц только покачал головой. Он отер лицо рукой и сказал:

– Хорошо, я первая снимаю юбки. Я – принц Талиессин.

– У! – сказал беловолосый. – А я – беглый крепостной одного болвана из столицы.

– У! – сказал Талиессин. Но получилось у него хуже, чем у беловолосого.

Похожий на поэта парень пошарил у себя за пазухой и извлек маленькую кожаную фляжку. Встряхнул, там мелодично булькнуло.

– Хочешь?

– Крепкое? – осведомился Талиессин.

– Обижаешь, – неопределенно отозвался беловолосый.

– Тогда хочу.

Они сделали по глотку. Содержимое фляжки приятно обожгло рот и согрело живот, так что съеденное сразу почувствовало себя весьма уютно в своем новом прибежище.