Пуля нашла героя   ::   Курков Андрей

 — А тебе он зачем?

— Да там Архипка-Степан умирает, просил его — хочет перед смертью с ангелом поговорить.

— О Господи, — вырвалось у Захара. — Чего ж это он помирает? Случилось что?

— Нет, — ответил горбун. — Сам решил помереть. От тоски, сказал.

Ангел быстро надел одолженный предыдущим утром кожух и вышел во двор. Горбун за ним.

— Я счас тоже подойду! — крикнул им вслед Захар. В самом углу человеческого коровника, того же, где и ангел жил, лежал на лавке АрхипкаСтепан, накрытый несколькими шинелями и кожухами. Вокруг него сидели на лавках и на корточках новопалестиняне, сидели и молчали, горестно поглядывая на Архипку.

Ангел подошел несмело, стал у изголовья и поймал на себе тусклый, но радостный взгляд умирающего.

— Пришел… — тихо произнес Архипка-Степан. — Присядь тута.

Ангел присел на ту же лавку.

— Слыхал? Я умирать решил, — сказал Архипка-Степан слабеющим голосом.

— Зачем? — спросил ангел.

— Да тоскливо стало. Без толку живу, — признался Архипка-Степан. — Уже столько лет маюсь, вот и решил — хватит! Я тебя вот что спросить хотел: как там, в Раю? А?

— Хорошо там, — прошептал ангел. — Тепло. Хлеб вкусный — белая паляница.

Архипка-Степан облизнул свои пересохшие губы.

— А меня туда впустят?

Ангел задумался. Казалось ему, что должны впустить Архипку в Рай, ведь ничего плохого он никому не сделал, да и наоборот: сам же привел сюда людей, к лучшей жизни стремившихся, вместе с ними строил эту жизнь. Правда, потом действительно затосковал и вроде как ничего больше не делал, только лежал на лавке или сидел на траве летом и тосковал.

— Слышь, впустят? — повторил свой вопрос Архипка-Степан.

— Наверно, — ангел кивнул.

Архипка-Степан улыбнулся. Лицо его было иссиня-желтым, и улыбка эта словно натянула на его лице ссохшуюся от тоски кожу. Ангел, глядевший на АрхипкуСтепана, даже испугался, подумав, что не выдержит ссохшаяся кожа и лопнет.

— Может, молочка попьешь? — спросила жалобным голосом одна крестьянка, наклонившись над умирающим.

Архипка-Степан мотнул головой, отказываясь, потом закрыл глаза.

К вечеру он действительно умер. Из второго человеческого коровника приходили с ним взглядом попрощаться. Молчали. Бабы тихонько выли по углам, сами себе закрывая рты, чтобы не могли вырваться наружу их страдания.

Горбун-счетовод ушел к себе на лавку, достал из-под матраца толстую амбарную тетрадь и карандаш. Долго пролистывал ее, пока не нашел «Список населения Новых Палестин». Потом отыскал в этом списке Архипку-Степана и вычеркнул его аккуратно. После этого пролистал тетрадь дальше и на чистой странице вывел крупными круглыми буквами: «Список умерших жителей Новых Палестин», а под ним вывел карандашом жирную единицу и записал под этим номером Архипку-Степана, после чего тетрадь закрыл и снова спрятал под матрац.

Всю ночь лежал умерший на своей лавке, а утром горбун-счетовод провел собрание, на котором решили хоронить Архипку-Степана весной, а пока вынести его на мороз, который и сохранит умершего до дня похорон. Под конец собрания горбун предложил Демиду Полуботкину спеть у лавки умершего народную грустную песню. Хоть и хотел Демид отказаться, но не посмел. Да и у него самого настроение было тяжелое и тоскливое. И запел он «Вы жертвою пали в борьбе роковой…» Все сразу встали и головы склонили. И ангел встал. Огляделся и остановил свой взгляд на сыне счетовода, Васе-горбунке, прижавшемся к своему отцу. Поискал взглядом ангел его мать, но так и не нашел, хотя ведь и лицо ,ее помнил очень смутно, а может быть, и не помнил уже вовсе.

После песни Архипку-Степана вынесли и положили возле зимней кухни, как раз между ее стеной и колодой, на которой рубили дрова, а иногда и мясо.