Рассказчица историй   ::   Резанова Наталья

И до следующего дня разобрались с провиантом. А потом погрузились и отплыли.

Почему я так кратко сообщаю об этом? Потому что очень плохо помню. Я, запомнившая в точности, кто именно какие слова произнес накануне. А здесь все смешалось в огромный пестрый и спутанный ком.

И все же кое-что я помню.

Удары барабана, задававшего ритм гребцам, отдавались у меня в голове. Ветер раздувал залатанный парус.

Рыжий парень, помощник Акмона (я еще подумала — первый раз вижу рыжего критянина) стоял у рулевого весла. Большинство наших сидели под навесом на корме, кое-кто был в трюме с лошадьми. А я безостановочно ходила по палубе. Вообще-то это не так уж просто — ходить по палубе корабля, но я как-то быстро приноровилась ко всему — качке, к ветру, к толчкам весел.

Рядом со мной кто-то закашлялся. Я обернулась. За моим плечом стоял Акмон. Он явно хотел что-то сказать, но не знал, с чего начать.

— В чем дело, хозяин корабля?

— Я должен предупредить… — он морщился, губы его кривились в бороде. — Рабы… на веслах… Понимаешь, тут такое дело… Мы, свободные — другие, мы выходим на берег, бываем в разных местах, мы можем купить себе… — Он снова осекся. — А рабы все время прикованы, только иногда их переводят в крепость. И они уже давно без женщин. Даже не видели их. А тут их на корабле множество! Да знаю я, знаю, что ты скажешь! Но это могу понять я, свободный человек, хозяин корабля, а не они. И если ты будешь тут везде расхаживать, у них на виду, они просто взбесятся. Что такое бунт на корабле — не видала? Я, заметь, тебя не пугаю. Я вполне верю, что вы с ними справитесь. Ну, перебьете вы моих рабов, а кто будет грести? Вы?

Как все мужчины, он слишком много говорил, но в его речах был резон.

Рабы в Трое и гребцы на корабле отличались друг от друга. Слабосильные на веслах не выдержат. А чтобы держать сильных людей в смирении и повиновении… Да стоило лишь взглянуть на их спины! Одних цепей было явно недостаточно.

Я еще подумала, увидев их: «Если бы это был мой корабль, гребцами на нем стали бы свободные люди…» Это была просто мысль, никакое не предчувствие. Я медленно кивнула.

Но, похоже, это движение показалось Акмону двусмысленным, потому что он по-прежнему не сводил с меня испытующего взгляда.

— А что ты знаешь о морском деле? — спросил он.

— Ничего.

— Тогда, может быть, тебя развлечет, если ты посмотришь за моим рулевым. Гиагн его зовут…

— Фригийское имя, — заметила я.

— У нас здесь всякие есть… Так прошу тебя, Военный Вождь, если желаешь развлечь себя, подойди к рулевому… Только не расхаживай по кораблю!

Вместе с Акмоном мы подошли к рулевому. Акмон сказал ему, кто я, и Гиагн приветствовал нас щербатой улыбкой.

Акмон не сразу отошел, а довольно долго еще трепался о морских течениях, об анемах-ветрах, из которых главнейшими являются Борей и Зефир, которые финикийцы именуют Цафон и Гемал, о гаванях и заливах, о том, что я должна была помнить по рейду через Фракию — Финее и Фрике…

Он делал это, отвлекая мое внимание от чего-то другого, может быть, действительно, чтобы убрать, меня с глаз гребцов, но я все равно слушала.

Потом в разговор вступил Гиагн. Я слушала, а больше смотрела на его руки, на его стойку, на весло.

Акмон убрался. Я продолжала смотреть и слушать. Рулевой был польщен. Не знаю, сообразил ли он, что мое внимание вызвано отнюдь не его мужскими достоинствами, но был доволен в любом случае.

Я стояла рядом с ним до темноты. И знала, что назавтра приду опять. Так потянулись дни плавания. И ощущение повышенной яркости восприятия не прекращалось. Я чувствовала себя, как малолетняя ученица в храме. И не говорите мне про качку. Люди, с младенчества проводящие жизнь верхом на коне, как правило, не подвержены морской болезни.