Рассказы очевидцев, или Архив Надзора Семерых   ::   Олди Генри Лайон

Пустяк, разумеется, в сравнении с броском голодного крокодила или полетом стервятника над падалью, но смотришь с умилением. Общее звучание пыточной напоминало "Lacrimosa", иначе "Слёзную" из "Jah'Ziccur Passion" в постановке Эгеля Паленого, прозванного меж коллегами "Днем Гнева". Помнится, на премьере, в финале "Страстей", когда Нюргедский хребет лопался багровыми пузырями, скалы тонули в слюне живого вулкана Томаринду, а Пять Армий сливались на поле брани в сумрачной, неустойчивой гармонии… Проклятье, трудно вспоминать без рыданий! Эгель тогда не выдержал: отшвырнул дирижерский посох, по нисходящей хроматической фразе кинулся в заклятый костер, вспыхнул вдохновением, полторы минуты держал сумасшедшее "ми-диез" и с мощью исполина духа подвел черту под собственным гением.

Но сегодня речь шла не об экспрессии мистерий, а скорее о камерном ариозо.

Потянувшись эфирным телом, я проник в пытуемого. Минуту-другую вслушивался в речитатив терзаний, ловя ритм. Боль – великое искусство; плох тот неуч, кто умеет причинять, неспособный испытывать в полной мере. Уловив тональность, для пробы издал мерный вздох в терцию с отдаленным собачьим воем. Вполне. Изящно и со вкусом. Распространив эманацию дальше, изменил движение кисти у палача: широкие, вольные мазки, и бич наконец пошел с правильной оттяжкой. Нервные узлы пытуемого охотно откликнулись, давая понять: мы на верном пути.

Теперь: да будет свет!

Колыхнулись язычки пламени на жаровне, нежно лизнув клещи. Мерным basso continuo откликнулся огонь в очаге. Тени пришли в движение. Тихий, суровый хоровод.

– Итак, мерзавец! Где прячутся твои сообщники?!

Реплика из угла испортила все очарование ситуации. Деловитый вопрос ремесленника, бесчувственного к экстазу паузы.

– Зря, – разочарованно сказал я, оставив пытуемого и возникая напротив. – Вам не хватило такта. Или даже двух тактов. Вступать лучше с запозданием, это держит сцену в напряжении.

К чести короля, он не испугался. Палач, взвыв, кинулся вон из застенка, но палачи – ужасные трусы. Никогда не беритесь пытать палача, если хотите получить удовольствие. Зато короли… о-о-о!.. ладно, сейчас не время для воспоминаний.

Перехватив палача в коридоре, я сломал ему руку и долго любовался матово-белым обломком кости. Потом вернулся обратно.

– Ты демон? Ты пришел за моей душой?

Похоже, деловитость была у Его Величества в крови.

– В определенном смысле. Что ты думаешь о мировом господстве?

– Звучит заманчиво. А что потребуется от меня, кроме души?

– Для начала сущая безделица. Зальем землю кровью, а там посмотрим. Ты даже представить не можешь, как важно для художника сперва загрунтовать холст.

Он задумался. Тени кружились вокруг первого рекрута Зла. Трогательный момент. И все-таки его деловитость… Я предпочитаю чистое искусство, но выбирать не приходилось.

– Давай поторгуемся. Я насчет души. Согласись, товар редкий, дорогой…

– Оставь ее себе.

– Ты шутишь?

– Ничуть. Я серьезен, как перекладина виселицы.

– Моей армии не хватит, чтобы вести длительные военные действия.

– Поднимем мертвых. Надеюсь, мертвецов в твоем королевстве достаточно?

– Какой давности? Разложившийся труп – плохой солдат.

– Ошибаешься. Из стариков получаются штурмовые отряды. Я помню одного, дослужившегося до маршальского жезла. Этот гений блестяще разлагал моральный дух противника одним своим появлением под стенами.

– Мировое господство – дело долгое. Как насчет бессмертия? Иначе, боюсь, не успею.

– Прекрати эту гнусную торговлю! Ты король или ростовщик?! Хорошо, для начала ограничимся тремя тысячами лет вечной молодости. Думаю, успеешь.

– Успею. Давай сюда молодость.

– Давай сюда твою жену. Три дня мучительного жертвоприношения, и молодость тебе гарантирована.

Все-таки он был хорош. Глазом не моргнул.

– Я иду за женой.