Рыцарь снов   ::   Нортон Андрэ

Аннотация: В романе «Рыцарь снов» молодой американец во сне невольно переносится в тело принца полуфеодального мира, где идет жестокая династическая борьба.

---------------------------------------------

Андрэ Нортон

Рыцарь снов

Глава первая

Комната была так велика, что ее углы скрывались в тени; освещение исходило из единственного шара, установленного посредине длинного стола. С трудом можно было разглядеть закутанную в плащ женщину, сидящую на троне под балдахином во главе стола. В комнате тепло, но женщина плотнее запахнулась в меховой плащ, словно ей холодно.

Однако мужчины, сидящие в гораздо менее внушительных креслах, хорошо видны. Мужчин четверо, в возрасте от юношеского до средних лет. Все молчат, словно каждый не хочет – или боится – поделиться мыслями с остальными.

Справа от женщины расположился одетый в черно-белое одеяние Оситес, Верховный Шаман, представитель Незримой (хотя и ощущаемой) Силы. За ним – личный советник Урсвик, он чуть помоложе шамана. Эти двое представляют зрелость и консервативную осторожность, уравновешивая молодость и нетерпеливость тех, кто сидит напротив них.

Одежда принца Бертала поблескивает, когда он нетерпеливо ерзает; на его груди сверкают драгоценностями геральдические символы. Его сосед одет менее роскошно, и на его одежде только герб двора. Но на лице у него высокомерное выражение, свидетельствующее, что это не простой слуга, а один из тех, кто присутствует здесь как равный. Это Мелколф, искатель новых путей мысли, экспериментатор, недавно сделавший открытия, которые заставляют с ним считаться.

Все слегка повернулись в сторону трона с балдахином, словно ожидали слов сидящей на нем. Возможно, это подействовало на императрицу, потому что она слегка наклонилась и посмотрела на собравшихся.

Теперь свет упал на ее лицо. Она старая, смуглая кожа плотно натянута на скулах и вокруг острого носа. Глаза у нее властные, они напоминают присутствующим, что ее воля превыше всего, хотят они этого или нет.

– Ты уверен? – Императрица обратилась непосредственно к Мелколфу.

– Доказательство было предъявлено, ваше царственное великолепие, – ответил он с полной уверенностью.

Бертал снова поерзал в кресле. Рука Оситеса, морщинистая, с ясно выделяющимися венами, лежала на столе; он начал постукивать пальцем; при этом свет заблестел в красных и зеленых камнях перстня. Шаман словно отсчитывал количество произнесенных слов или прошедшее время.

Урсвик, обычно придерживающийся консервативного курса, на этот раз поддержал Мелколфа, хотя слова его прозвучали так, словно он делает это не вполне добровольно.

– Прошло три обмена, ваше царственное великолепие. Все три успешные.

Снова наступило молчание. Его нарушил Оситес:

– Это неправильное, злое дело…

Глаза императрицы устремились к нему.

– Зло бывает малое и большое. Ты сам, преподобный, провозгласил пророчество, что произойдет с этой землей, если дела пойдут в соответствии с обычаями. Мой сын лежит на смертном одре. Он едва дышит, и только пока он дышит, у нас есть время, чтобы остановить или развеять тьму, которую влекут на нас Очалл и его раб Каскар.

– Можешь ли ты отрицать, что задуманное ими зло, – продолжала она, – очень большое зло, способное поглотить все, чего добились мой супруг Хунольд и мой сын Пиран? Иногда у нас не бывает выбора между добром и злом, а только между малым злом и большим. Именно таков наш выбор в этот час.

Оситес отвел глаза от ее яростного взгляда. Палец его двинулся по столу, чертя знаки, которые никто, кроме него самого, не мог понять.

– Твои слова справедливы, царственное великолепие. Но зло остается злом. – Оситес, шаман, смолк, словно отстранился от того, что предстояло сделать.