Шея   ::   Даль Роальд

Повсюду стояли старые тисовые деревья, садовыми ножницами преображенные во множество комических форм: курица, голубь, бутылка, сапог, кресла, замки, рюмки, фонари, расхристанные старухи; высокие колонны, увенчанные то шаром, то круглым сводом, то шляпкой гриба, а в полутьме зелень казалась черной, переходя в иное - скульптурное, зализанное, темное качество. Одну лужайку занимали колоссальные шахматные фигуры, каждая безукоризненно выстрижена из живого тиса. Я вышел из машины и подошел к ним. Они были в два моих роста и находились в полном комплекте, короли, ферзи, слоны, кони, ладьи и пешки, расставленные для начала игры.

За следующим поворотом открылся большой серый дом, и перед фасадом правильное пространство, закрытое стеной с идущей поверху балюстрадой и выносными павильонами по углам. В простенках балюстрады стояли каменные обелиски - признак итальянского проникновения в тюдоровскую империю, к подъезду вел пролет каменных ступеней не менее чем в сто футов шириной.

Подъехав, я вздрогнул от неожиданности. Фонтанная чаша посредине двора поддерживалась большой скульптурой Эпштейна. Прекрасная вещь, что и говорить, но полностью дисгармонировавшая с окружением. Поднявшись по лестнице, я оглянулся и увидал на всех прогалинах и лужайках скульптуры в современном стиле. Издалека я распознал Годье Бржезку, Бранкузи, Сен-Годана, Генри Мура и снова Эпштейна.

Молодой швейцар открыл дверь и проводил меня в мою спальню. Ее светлость отдыхает, пояснил он, равно как и остальные гости. Все соберутся через час в вечерних туалетах в большой гостиной.

По долгу службы я постоянно оказываюсь в выходные в разъездах. По пятьдесят раз в году я провожу субботу и воскресенье в разных компаниях, и в результате у меня развилось безошибочное чутье на обстановку. Едва входя в дом, я уже знаю, все ли внутри в порядке или неладно что-то. И в этом доме мне не понравилось. В нем дурно пахло. Слабое, еле уловимое дыхание гнили в воздухе не проходило, пока я нежился в горячей мраморной ванне. Я только надеялся, что сумею избежать неприятных ситуаций до понедельника.

Первая из них поджидала меня через десять минут, хотя и вызвала скорее удивление, чем неловкость. Я натягивал, сидя на кровати, носки, когда отворилась дверь и в комнату проник старый косолапый гном в черном фраке. Он тут дворецкий, пояснил он, его зовут Джелкс, и он хотел бы лично удостовериться, что я не испытываю недостатка ни в чем и чувствую себя комфортно.

Я отвечал утвердительно.

Он сообщил, что приложит со своей стороны все усилия, чтобы визит прошел для меня наилучшим образом. Я поблагодарил. Вместо того чтоб выйти, он потоптался и медоточивым голосом спросил разрешения коснуться несколько деликатной темы. Я разрешил.

В общем-то, это насчет чаевых. Все, что касается чаевых, приводит его в отчаяние.

Да? Почему же?

Ну, если я спрашиваю всерьез, то ему не нравится, что, уезжая, гости полагают необходимым оставить ему на чай. Так происходит всегда, и это унизительно и для него, и для гостя. Более того, он понимает, как чувствует себя гость, вынужденный давать на чай больше, чем он может себе позволить.

Он сделал паузу, и два хитрых глаза впились в мое лицо в ожидании реакции. Я пробормотал, что со мной он может об этом не беспокоиться.

Напротив, ответил он, он попросил бы вообще не давать ему чаевых.

- Ладно, - сказал я. - Не будем сейчас это обсуждать. Когда дойдет до дела, посмотрим.

- Нет-нет, пожалуйста, сэр, - вскричал он. - Я очень прошу!

Я согласился.

Он выразил благодарность и, шаркая подошвами по полу, подошел ближе. Затем склонил голову набок, сцепил руки у груди на манер проповедника и виновато передернул плечами. Он не спускал с меня колючих маленьких глаз, а я сидел в одном носке и гадал, что будет дальше.