Сказания Колдовского мира   ::   Нортон Андрэ

Женщины Роби беспрестанно судачили об этом с мужьями, и наконец Омунд явился в дом Ауфрики как старейшина, дабы узнать имена неизвестных и цель их прибытия и поведать о них Гейларду, лорду здешних земель. Было это все в год Саламандры, еще до Великого Вторжения. Высший Халлак наслаждался миром, и закон царил в его пределах, особенно на побережье, где люди поселились давно, намного раньше, чем в иных местах.

Неизвестный грелся на солнце, рану на лбу затянул шрам, который почти не портил красивое лицо мужчины. И тонкие черты, и темные волосы — все отличало его от жителей Долин. Он был худощав и высок, на руках его, свободно лежавших на коленях, Омунд не заметил мозолей от сетей и весел, как на собственных ладонях. Судя по всему, этот человек добывал пропитание иным путем.

Он улыбнулся Омунду открыто и бесхитростно, словно ребенок, и что-то в его глазах заставило Омунда улыбнуться в ответ, как собственному младшему сыну. И тут он понял, что нет правды во всех пересудах деревенских женщин и разговорах мужчин за рогом, полным вина: не было зла в бедном чужаке и не таило опасности его прибытие.

Скрипнув, открылась дверь, и Омунд, отведя взгляд от улыбавшегося мужчины, оказался перед его спутницей. Вот тут-то и шевельнулось что-то в мозгу Омунда, хотя был он простым человеком, чьи мысли не идут дальше событий дня.

Женщина была лишь чуть пониже мужчины, такая же худощавая и темноволосая. Тонкое лицо казалось изможденным, и Омунд не увидел в нем красоты в привычном ему понимании. Но было в нем что-то другое…

Омунду случалось бывать в огромном зале замка Вестдейла — на присяге старейшин, как главе Роби. Там видел он на престоле лорда и его госпожу во всем их великолепии и могуществе. И все же перед этой неизвестной женщиной в плохо сидевшей верхней юбке, которую Ауфрика перешила из собственной, без драгоценных камней на пальцах и на груди, без перепляса золотых колокольчиков на концах заплетенных кос, Омунд благоговел более, чем перед величием своего лорда. Причиной тому были ее глаза, как он решил потом… но даже их цвета не мог он припомнить — помнил только, что они темные и слишком уж большие для тонкого лица. А в них…

Безотчетно Омунд стянул с головы вязаную рыбацкую шапочку и поднял руку ладонью кверху, приветствуя незнакомку, как следовало бы приветствовать госпожу.

— Да будет мир с тобой, — ответил ему тихий, однако исполненный скрытой силы голос, которым, пожелай она того, ей ничего не стоило своротить гору. Неизвестная отступила в сторону, пропуская гостя в хижину.

У очага на низком стуле сидела Ауфрика. Она не пошевельнулась, чтобы поприветствовать вошедшего, положившись во всем на неизвестную, словно та, а не Ауфрика была здесь хозяйкой дома.

Как заведено в здешних краях, рог на столе был наполнен добрым вином гостеприимства. Рядом стояло блюдо с приветственными пирогами. По обычаю женщина протянула гостю руку, легкими и прохладными пальцами прикоснувшись к загорелому запястью старейшины. Она подвела Омунда к столу и опустилась напротив него на стул.

— Мы, мой лорд и я, должны за многое поблагодарить вас, старейшина Омунд, вас и всех жителей Роби, — сказала она, пока тот старательно потягивал вино, радуясь знакомому вкусу напитка, вдвойне приятному в этом ставшем вдруг странным и незнакомым доме. — Вы подарили нам вторую жизнь… это великий дар, и мы в долгу перед вами. Вы пришли узнать, кто мы, и это справедливо.

Она лишила его возможности задавать заранее приготовленные вопросы — она обращалась к нему, словно сам лорд Вестдейла. Но Омунд и не мог осмелиться перебить ее: это было бы неуместно.

— Мы пришли из-за моря, — продолжала женщина, — из страны, залитой кровью и опустошенной Псами. И пришлось нам выбирать между смертью и бегством. Никто — мужчина то или женщина — не выберет смерть, пока еще есть надежда.