Можете вы одолжить нам своего мужа   ::   Грин Грэм

Я помню, как меня возмутило прибытие художников по интерьеру именно в то время, когда я рассчитывал остаться единственным иностранцем; я молился, чтобы они оказались перелетными птичками. Они появились перед ланчем в ярко-красном "спрайте" - автомобиле, явно легкомысленном для их возраста, - они были в элегантной спортивной одежде, более подходящей для весеннего времени на мысе Кап д'Антиб. Старшему было под пятьдесят, и его седые локоны над ушами были слишком одинаковыми, чтобы быть натуральными; младшему было за тридцать, он был таким же брюнетом, как его спутник - седым. Я узнал, что их зовут Стивен и Тони, даже раньше, чем они подошли к конторке, поскольку они обладали звонкими, пронзительными, хотя и делаными, голосами; неестественными и поверхностными были также их взгляды, которые быстро обнаружили меня - я сидел на террасе с бутылкой ришара - и, отметив, что я не представляю для них интереса, скользнули мимо. Эти двое не были невежливы - просто они были сосредоточены в основном друг на друге, хотя, возможно, и не слишком глубоко, как пара, женатая уже несколько лет.

Вскоре я очень много узнал о них. Они сняли смежные комнаты в том же коридоре, что и я; правда, сомневаюсь, часто ли обе комнаты были заняты, поскольку вечерами, ложась спать, я нередко слышал их голоса то из одной комнаты, то из другой. Не кажусь ли я слишком любопытным? Но должен сказать в свою защиту, что участники этой маленькой печальной комедии вынудили меня стать ее свидетелем. Балкон, на котором я каждое утро работал над биографией графа Рочестера, нависал над террасой, где художники по интерьеру пили свой кофе, и их пронзительные, четкие голоса доносились до меня, даже когда они занимали столик вне поля моего зрения. Я не хотел их слышать, я хотел работать. В этот момент меня занимали отношения графа Рочестера с актрисой миссис Барри, но почти невозможно, находясь за границей, не вслушиваться в свой родной язык. Французский я еще мог воспринимать, как что-то вроде фонового шума, но английский не мог не слышать.

- Дорогой, угадай, от кого я получил сегодня письмо?

- От Алекса?

- Нет, от миссис Кларенти.

- Что нужно этой старой карге?

- Ей не нравится роспись стен в спальне.

- Но Стив, это же божественно. Алекс никогда не делал ничего лучше. Мертвый фавн...

- Я думаю, ей хочется что-нибудь более игривое и менее мертвящее.

- Старая развратница.

Они были определенно несносны, эти двое. Каждое утро около одиннадцати они шли купаться на маленький скалистый мысок напротив отеля - все осеннее Средиземноморье, насколько мог видеть глаз, было в их распоряжении. Когда они быстро возвращались в своих элегантных бикини, иногда бегом, чтобы согреться, у меня возникало ощущение, что купаются они не столько ради удовольствия, сколько ради упражнений - чтобы сохранить стройные ноги, плоские животы и узкие бедра для более таинственных и этрусских развлечений.

Они не бездельничали. Они гоняли свой "спрайт" в Кань, Ванс, Сен-Поль, в любое местечко, где имелась антикварная лавка, которую полагалось хорошенько обчистить, и привозили изделия из оливкового дерева, фальшивые старинные фонари, раскрашенные культовые фигурки - все это в лавке показалось бы мне безобразным или банальным, но, как я подозреваю, уже вписывалось в их воображении в некоторую схему декорации как нечто оригинальное. Не скажу, однако, что они думали только о своей профессии. Они отдыхали.

Я наткнулся на них однажды вечером в маленьком баре для моряков в старом порту Ниццы. В бар меня привело любопытство, так как я заметил стоящий неподалеку ярко-красный "спрайт". Они развлекали паренька лет восемнадцати, который, судя по одежде, был палубным матросом с корсиканского судна, находящегося в это время в гавани.