Союз одиночек   ::   Иванов Сергей Григорьевич

— Над святым смеешься, — то ли укорил, то ли пошутил Аскольд.

Пожалуй, больше все-таки укорил. Вообще он не лишен благих порывов, хотя посещают те главаря не часто.

— Просто знаю ей цену, — ответил я. — Давай уж «котлеты отдельно».

— Ну, давай.

Отставив бокал, он размял ладонью лицо, будто пытался себя взбодрить. Тоже, видно, недосыпает — всё дела, заботы… опасения.

— С пожаром, будем считать, разобрались, — признал Аскольд нехотя. — К затопленному судну мы тоже успели сплавать — картинка вполне стыкуется с твоей версией. Грабарь, похоже, ни при чем здесь.

— Ну, славу богу!

— И Калиду я недооценил. Если б он успел развернуться…

Тут снова проступило то, что он надежно, как ему казалось, скрывал за своей маской, — страх. Сколько главарь ни насупливал лицо и ни сверкал серыми очами, это не убеждало — во всяком случае, меня. Все-таки Аскольда испугали мои натурные съемки, и ей-богу, я его не виню в этом, даже разделяю. Но вот отворачиваться зачем? Будто угроза пройдет сама, если ее не видеть. Уж эти мне страусы!..

— Значит, кое-что все же сделано? — вставил я. — Это к вопросу «за что платить».

— Но общая картина остается туманной…

— Не слишком ли многого от меня ждешь?

— Кроме того, ты не разобрался с домом на набережной.

— Зато дал насчет него хороший совет, — напомнил я. — Оставь этих ребят в покое, Аскольд, — они не по твоим зубам.

Не говоря о том, что при наезде на них я приму вовсе не сторону Семьи. Хотя Аскольда знаю много лет, а с теми не знаком вовсе. Такой вот парадокс.

— И не говори, что не предупреждал, — решил добавить. — Мы для них вроде оводов: укусить-то, наверно, сможем — прежде, чем самих раздавит в блин.

Опрокинув в себя остатки очередной порции, он спросил:

— Но чем они занимаются?

— Похоже, благотворительностью. Сиротки, инвалиды, забытые старушки, прозябающие гении…

Хотя откуда взяться гениям в нашей тьмутаракани?

— А на какие шиши? — вопросил Аскольд. — Они что наследство урвали, клад надыбали? Тоже, блин, графья Монте-Кристо — видали мы!..

Когда он выпивал или злобствовал (или второе усугублялось первым), весь его лоск слетал в момент. И тогда делалось видно, какой это тонкий слой и что за суть кроется в глубине.

— С каких пор ты стал считать чужие деньги?

— С тех самых, как мне стали наступать на горло!

— Но ведь не они?

— Откуда знать — может, и они. Ты ж ничего толком не говоришь. То ли тебе запудрили мозги, то ли ты… пудришь.

— Ну-ну, не заступай, — предупредил я.

В отличие от Аскольда, приходившего в ярость, когда посягали на его прибыль, я терял выдержку, если сомневались в моей честности. У каждого свои больные мозоли. Хотя, если вдуматься, какое мне дело до мнения бандитов? Странное создание — человек.

— А что еще они делают? — поинтересовался главарь.

— Привечают молодых девиц, — осклабясь, ответил я. — Неприкаянных или надломленных. Эдаких Асолек, ожидающих принцев. А некоторые уже дождались — на белых броневиках, в цветистых доспехах. Больше не хотят.

— Ну? — подстегнул Аскольд. — И что?

— Потом они исчезают.

— Вот, это ж зацепка! — обрадовался главарь. — Наверно, их сбывают муселам — отсюда навар. Наложницы нынче в цене!

— Хочешь контролировать и эти поставки? — осведомился я. — Ну да, когда доходы падают, почему не поправить дела работорговлей? Бизнес есть бизнес.

— Ты что разбушевался, Фантомас? — удивился он. — Речь же не обо мне.

— Не буду говорить о своих ощущениях — ты все равно в это не веришь. Но кто, по-твоему, станет навариваться на продаже людей, чтобы затем всё раздать?

— Во-первых, не людей, а девок, — ухмыльнулся Аскольд. — Те и сами не прочь продаться, лишь бы не задешево. Во-вторых, не всё — кое-чего и себе оставляют.

— Да хоть и часть!..