Тихое утро   ::   Чарушников Олег

---------------------------------------------

Чарушников Олег

Тихое утро



Олег Игоревич Чарушников

Тихое утро

Ранним субботним утром я вышел на балкон, размотал леску, привязал покрепче грузило и забросил удочку вниз. Хорошо в городе летом! Все в отпусках, на дачах... Я спокойно стоял, размышлял о Карпове и Каспарове, дышал воздухом - отдыхал. Чисто было кругом, свежо и просторно, как ни ни одной даче в мире. Потом на соседний балкон вышел брюнет в майке. Он поставил ноги на ширину плеч, взмахнул руками и стал энергично сгибаться, разгибаться, доставать пальцами пол и хэкать. На половине упражнения брюнет заметил мою удочку, вздрогнул и начал медленно распрямляться. Я внимательно следил за крючком. - Ты что ж это, сало-масло, - сострадательно спросил брюнет в майке. Рехнулся? Кто же так ловит, дурья башка? Я молчал. Не люблю, когда незнакомые обращаются ко мне на "ты" и "дурья башка". - Тебя спрашивают! Ты соображаешь, салажонок? Чего творишь-то? Я молчал. Не люблю, когда чужие люди, пусть даже соседи, обращаются: "салажонок". Сам он салажонок порядочный, в майке с лямочками. - Интеллигент, сало-масло, - не отставал брюнет. - Чего , отмалчиваешься? - Вы видите, я удю?.. То есть, ужу... Видите? Вот и не мешайте, пожалуйста... - Тебе не о том толкуют! - вскипел брюнет. - Ты какое грузило нацепил, чудило? - Свинцовое, - ответил я сдержанно. Брюнет так радостно и долго смеялся, что в двух квартирах захлопнули форточки. - Свинцовое, видали? Оно же маленькое! Ты бы еще, сало-масло, вовсе без грузила закинул. На донник надо, ветер какой, сечешь? У тебя нету, так и скажи. Погоди, я принесу... Переброшу! - Не надо ничего перебрасывать! - запротестовал я, но было уже поздно. Брюнет мигом слетал к себе и швырнул мне здоровенную свинцовую блямбу, отлитую, вроде бы, в суповом черпаке. Я едва сумел увернуться от снаряда. Энергичный брюнет еще немного пораспоряжался - как привязывать да как забрасывать - наскоро доделал зарядку и убежал к себе завтракать. Из его квартиры на весь двор разносился жизнерадостный, победительный смех. Я продолжал удить. Во дворе начали появляться люди. Вышел Петраков со своей овчаркой Джильдой. Затем Скарабеева с бульдогом. Потом Брыскин с эрдельтерьером. Потом Чутуева, Акуло и Перпиньян с собаками. Потом еще девять человек с собаками, собачонками и собачищами. Во дворе стало шумновато. Собаки страшно радовались друг другу, а хозяева не очень. Собаки изо всех сил виляли хвостами и остатками хвостов, а у кого и остатков не было - просто лаяли что есть силы. Хозяева ничем таким не виляли, постно здоровались и спешили к своим газонам. У каждого на дворе был свой закрепленный, законный участок - чтобы не смешивались ценные породы. На меня хозяева не обращали внимания, поглощенные утренними собачьими проблемами. По ним сразу было видно, что собака - это не игрушка, а прежде всего ответственность. Я удил, стараясь не смотреть вниз, так как с детства боюсь высоты. Из окна этажом выше за мной вела наблюдение Еврипидовна, старушка, проведшая жизнь в кулуарах. Когда я случайно оглядывался, Еврипидовна ойкала и пряталась за двойную маскировочную штору. Я старался не оглядываться. Собаковладельцы удалились, держа поводки накоротке, чтобы ненароком не смешать породу. Во дворе опять стало тихо. Но ненадолго. Снизу раздался грохот засовов, длинный ржавый скрип и шаркание. Из столовой, занимавшей первый этаж нашего дома, появился ночной сторож Григорьев. Он был обут в грязные валенки, держался за поясницу и жевал неизменную морковку. Рассказывали, что сторож Григорьев регулярно съедал весь урожай моркови подшефного совхоза имени Александра Невского. Шесть лет назад, худым и юрким, Григорьев впервые заступил на свой пост.